Людвиг Павельчик - Тропами ада

– Ясно, как божий день! Знай мы про мансарду, то сразу пошли бы туда и не пришлось бы по кустам лазать, – из уст Марии сказанное прозвучало упреком,- Что может быть лучше для обороны, чем каменная мансарда! Эх, Гудрун, как ты могла забыть!

– Всего не упомнишь, дом-то немаленький!

Тем не менее, было заметно, что женщина, именуемая подругами Гудрун, явно сконфужена от допущенной оплошности. Если остальных нельзя было винить в незнании расположения внутренних помещений дома, то Гудрун, бывавшая там множество раз и считавшаяся близкой знакомой хозяйки, должна была помнить о существовании этой мансарды, где, по-видимому, и скрывалась сейчас ее бывшая подруга и сегодняшний лютый враг, пытаясь избежать уготованной ей участи.

– Чего мы стоим? Идем, она наверняка там! Наконец-то, хвала Создателю!

– Не забудь фонарь, Амалия! Зачем ты его в грязь поставила?

– Быстрее! Быстрее!

По возможности выше подобрав платья, чтобы не так тяжело было пробираться по вязкой, липнущей к подолам грязи, и напускной бравадой подбадривая друг друга, все четверо устремились к дому, теперь уж не задерживаясь, ибо местонахождение врага было известно.

Набежавшие к ночи тучи усложнили подругам задачу, скрыв луну и вынудив нести с собой громоздкие фонари, бесконечно цепляющиеся за одежду своими декоративными частями и причиняющие массу неудобств. Но женщины, казалось, почти не замечали этого, обуреваемые жаждой поквитаться со скрывающимся в черных глубинах своего дьявольского пристанища нелюдем за свои искаверканные судьбы.

Четыре темных силуэта ворвались в дом, где, не медля более ни секунды, тяжело дыша и оставив дальнейшие обсуждения на потом, начали подниматься вверх по довольно крутой скрипучей лестнице, уходившей, чуть извиваясь направо, в темноту. Но Гудрун, отлично знавшая каждый уступ и каждую скрытую каморку в этом, казавшемся теперь филиалом ада, доме, уверенно шла вперед, ведя за собой трех остальных, так же, как и она, ни на миг не сомневавшихся в высшей справедливости проводимого мероприятия.

Достигнув третьего этажа, Гудрун молча указала на показавшуюся на миг в свете фонаря небольшую окованную дверцу в конце коридора, отделенную от последнего еще несколькими ступенями. Достигнуть ее было делом нескольких секунд.

Готовая к тому, что дверь окажется заложенной изнутри, Гудрун, в отчаянии при мысли о предстоящей осаде, иступленно налегла на нее плечом и почти упала внутрь находящегося за ней узкого коридора, так как дверь оказалась незапертой. Еще несколько ступеней наверх и Гудрун переступила порог мансарды. Амалия, Мария и Литиция тотчас последовали за ней в почти темную, освещенную лишь слабым светом тонкой одинокой свечи в углу, комнату.

Тишина стояла, как в склепе, нарушаемая лишь тяжелым дыханием да гулким стуком сердец непрошенных, но явно предвиденных, гостей. Человеку ли, зверю ли, нашедшему здесь убежище, цель визита была совершенно ясна. Неизбежность предстоящего не оставляла сомнений. Не оставляла настолько, что предмет охоты, не теша себя более пустыми иллюзиями, даже не запер дверь, словно и в этой ситуации был готов оказать свое всегдашнее гостеприимство.

Ту, которую искали, пришедшие обнаружили сразу. Ожидая отчаянного сопротивления и заведомо тщетной мольбы о пощаде, они были несколько сбиты с толку, увидев ее стоящей напротив двери и открыто, с выражением полного спокойствия на лице, смотрящей в глаза судьбе, явившейся к ней в их обличье. Ее стройная фигура, высокая грудь и аристократическая осанка не могли не производить впечатления в иной ситуации. Но не сейчас. Даже у Гудрун, некогда гордившейся красотой подруги, лоск и ухоженность стоящей перед ней женщины, даже в большей степени, чем раньше, представлявшие разительный контраст к ее собственной внешности, невзрачность которой усугублялась сейчас разорванным платьем и комьями грязи в волосах, ничего, кроме отвращения, не вызывали.

Несколько мгновений все пятеро стояли, не шелохнувшись и не проронив ни слова. Четыре пары глаз пытались уловить в пятой хотя бы проблеск человеческих чувств, хотя бы слабый намек на страх. Не может быть, чтобы ее судьба была ей настолько безразлична! Но во всем ее холодном облике чувствовалась необъяснимая самоуверенность, какое-то дикое тщеславие, никак не сочетающееся с тем плачевным положением, в котором она сейчас находилась и которого не могла не сознавать.

Медленным движением подняв руки к шее, женщина расстегнула цепь с висящим медальоном и, чуть улыбнувшись, протянула его одной из пришедших.