Говард Лавкрафт - Запертая комната

Он решил не терять времени даром и сразу же приступил к выполнению намеченных мероприятий. Осмотр мельницы, однако, показал, что основная часть механизмов, за исключением тех, которые соединялись непосредственно с колесом, уже была кем-то демонтирована и, очевидно, продана. Возможно, это было сделано самим дедом Лютером, решившим таким образом увеличить денежную часть своего наследства. Таким образом Эбнер был по крайней мере избавлен от необходимости демонтировать оборудование перед окончательным сносом мельницы.

Бродя по заросшим паутиной помещениям мельницы, он едва не задыхался от пыли, которая толстенным слоем покрывала все вокруг, тугими клубами вздымалась у него из-под ног и делала почти неслышным звук шагов, а потому он с нескрываемым облегчением вышел наружу, намереваясь приступить к осмотру колеса.

Пробираясь по деревянному карнизу в направлении круглого каркаса колеса, он испытывал некоторое беспокойство, опасаясь, что подгнившее дерево в любой момент проломится и сам он окажется в протекавшей внизу воде. Конструкция, однако, оказалась более прочной, нежели он предполагал, дерево выдержало его вес. Колесо оказалось подлинным и притом великолепно сохранившимся образчиком работы середины девятнадцатого века, и Эбнер даже поймал себя на мысли, что будет очень жаль уничтожать такой памятник старины. Возможно, подумал он, его удастся демонтировать и передать в какой-нибудь музей, или пристроить в одном из тех домов, которые реконструируются состоятельными людьми, желающими сохранить историческое наследие Америки.

Он уже собирался было завершить осмотр, когда его взгляд подметил оставшуюся на лопастях колеса цепочку влажных пятен. Приглядевшись поближе, он обнаружил, что это почти подсохшие следы, и были они оставлены каким-то мелким животным, скорее всего, земноводным — лягушкой или жабой, — которое, по-видимому, взбиралось по колесу утром, когда еще не начало припекать жаркое солнце. Проследив взглядом вереницу следов, он вскоре уперся в им же разбитые ставни располагавшейся наверху комнаты.

На какое-то мгновение он задумался, припомнив то похожее на лягушку животное, которое видел накануне рядом с комодом в той самой запертой комнате. Может, это оно наследило, выбравшись наружу через сломанную оконную раму? Или, что было более вероятным, какая-то другая тварь обнаружила присутствие в доме сородича и стала пробираться к нему? В душе Эбнера шевельнулось гадливое и немного тревожное чувство, которое он, однако, тут же раздраженно подавил, поскольку посчитал, что интеллигентный человек не должен столь явно поддаваться воздействию каких-то невежественных и мистических тайн, оставленных ему в наследство покойным дедом. Тем не менее, он снова прошел в дом и поднялся по лестнице к запертой комнате. Отпирая дверь ключом, он был почему-то почти уверен, что заметит в обстановке комнаты какую-нибудь существенную перемену по сравнению с тем, что сохранилось в его памяти с прошлого вечера. Однако уже через несколько секунд Эбнер обнаружил, что за исключением того, что теперь ее заливали лучи яркого летнего солнца, в ней вроде бы все оставалось по-прежнему. Затем он подошел к окну. На подоконнике также виднелись какие-то следы, Одни вели внутрь комнаты, другие — наружу, причем те и другие отличались друг от друга своими размерами. Следы, ведшие наружу, были сухими, оставленными на пыли и совсем крохотными, не более полутора сантиметров в поперечнике, тогда как те, что вели внутрь комнаты были, по крайней мере, вдвое больше и определенно влажные. Эбнер наклонился ниже и с неподдельным изумлением принялся рассматривать их.

Он не был зоологом, однако все же имел некоторое представление об этой науке. Подобных следов ему еще не приходилось видеть ни разу в жизни. Если не считать того, что оставившие их конечности были — во всяком случае, казались — перепончатыми, следы в мельчайших деталях представляли собой уменьшенные до миниатюрных размеров отпечатки человеческих рук и ног. Эбнер произвел беглый осмотр помещения в надежде обнаружить вчерашнее существо, однако так и не отыскал его, после чего, несколько потрясенный, покинул комнату, в очередной раз заперев дверь за собой. С каждой минутой он все больше сожалел о том непроизвольном импульсе, который заставил его вообще переступить порог этой комнаты и к тому же взломать ставни, так долго отгораживавшие ее от всего остального мира.