Андрей Дашков - Бледный всадник, Черный Валет

Лет пять тому назад ведьма избавила Ферзя от простатита — теперь это были, что называется, друзья до гроба. Вероятно, благодарность помещика была искренней (с тех пор его гарем из толстозадых крестьянок разросся в полтора раза), а ведьме, по-видимому, льстило покровительство столь могущественного человека. Кроме того, старушке было не вредно подумать и о защите — Ферзь негласно создал собственную полицию, которая прекрасно управлялась с его многочисленными рабами, батраками и просто сбродом, норовившим что-нибудь украсть.

С городскими властями Ферзь был вынужден «мирно сосуществовать».

И помещик, и хозяева Ина понимали, что война истощит обе стороны до уровня, на котором это самое сосуществование станет просто пещерным. Таким образом, они проявляли потрясающее благоразумие! Это не мешало их многолетнему соперничеству. Инстинкты самосохранения срабатывали безошибочно, пока не вмешался третий, неизвестный фактор. Помещик быстро сообразил, что из этого можно извлечь политическую выгоду. Поэтому в то воскресное утро безбожник Ферзь явился в церковь чуть ли не второй раз в жизни. Ну, первый был точно — когда его, еще младенца, окунали в крестильную купель…

Свиту помещика составляли туповатые, но крепкие деревенские парни, смотревшие на мир исключительно сквозь стволы своих дробовиков. Поэтому кругозор у них был соответствующий. Ферзь представлялся им недосягаемо гениальным интриганом и неминуемо занял бы место божества, если бы вдруг появилась такая вакансия. За пределами города культ личности ОБП был абсолютным.

Сейчас «мальчики» были насторожены и обступили шефа плотной группой. Не каждый день в Ине открывали пулеметный огонь, и далеко не каждый день перестрелка затягивалась на целых двадцать минут.

Ферзь задержался на ступенях церкви, прислушиваясь к отдаленной стрельбе, и улыбнулся своим мыслям. Это был грузный шестидесятилетний мужчина с рыхлым лицом и пухлыми кистями сластолюбца. А еще он обожал власть и комфорт. Ум в сочетании с маниакальной настойчивостью — это была адская смесь, не обещавшая пешкам обеих сторон ничего хорошего.

…Священник вошел в раж. Сегодня на него накатило вдохновение, очень похожее на помрачение рассудка. Душа раскачивалась на качелях — от праведного гнева к трусости. На секунду он испугался, что в него вселился тот же демон, которым был одержим бродяга с выжженными глазами. Потом демон овладел священником, поглотил, будто тьма ночи, и увлек за собой, как горный поток, а все сомнения исчезли.

Проповедуя, поп был не вполне оригинален. Кое-что он позаимствовал из чужого репертуара. Оказалось, что в подвалах его памяти хранится множество запретных вещей, попавших туда контрабандным путем. То, от чего благоразумные люди избавляются еще в ранней молодости. Так жить удобнее и безопаснее. И даже приятнее…

Дело в том, что Валет был не первым злополучным одиночкой, ставшим причиной большого переполоха. В Ине сохранилась улица, которую до сих пор называли Дорогой Слепого. Слепой появился на ней несколько лет назад (все делали вид, что забыли, когда именно это случилось). Он пришел с юга — с той стороны света, которая была ничем не лучше других. Возможно, из мест, жарких, как преисподняя, где души не гниют, а высыхают.

Судя по всему, он был странствующим проповедником, который так достал кого-то своими проповедями, что ему выжгли глаза. Но хорошо подвешенный язык почему-то не тронули (что поделаешь — у некоторых людей странное чувство юмора).

Для слепого бродяга неплохо ориентировался. Кое-кто поверил, что его и впрямь ведет Дух (хотя пахло от него экскрементами). Никак иначе объяснить его удивительно целеустремленное движение было нельзя. Во всяком случае, он добрался до города, и у него осталось достаточно сил, чтобы выплеснуть на местных недоумков свою бешеную ярость.

У него была борода до пояса и колтун на голове. В этих зарослях птицы могли бы вить гнезда. Но вместо птиц ползали насекомые… На костлявой фигуре болталось рваное платье из мешковины (это в середине марта!); вокруг талии был обернут металлический трос. Босые ноги кровоточили; ногти вылезли; зубы выпали; губы были покрыты язвами; на лбу вырезан крест; ужасные раны, в которые превратились пустые глазницы, облеплены мухами. Человек не отгонял их. Ему было не до того. Он потрясал огромными кулаками, насаженными на тонкие веточки запястий. И почти непрерывно орал. На звук его голоса сбежалась добрая половина горожан. Другая половина в это время вовсю предавалась пороку.