Андрей Дашков - Бледный всадник, Черный Валет

Потом что-то зашевелилось в нем — будто начало пробуждаться второе «я», а вместе с ним — хаотические воспоминания, жажда, ненависть, боль. Внутри него навеки поселился кто-то; это постороннее присутствие вызывало мучительное ощущение раздвоенности, но зато и придавало силу, о существовании которой он раньше не подозревал. Неизвестный был заперт в его мозге, за непроницаемой дверью, а у хозяина не было от нее ключа. Зато эта «дверь» легко отпиралась изнутри — по желанию того, второго. Слишком легко… Порой непрошеный гость полностью заслонял действительность, погружая Джокера в мир духов и безумных фантазий. А случалось, его личность проваливалась в черную яму, которая была глубже мертвецкого сна.

Однако сейчас, спустя несколько минут после пробуждения, еще никто и ничто не мешало ему оценить ситуацию. Прежде всего, он обнаружил, что знает о городе Ине, о бывшем священнике, о ведьме и даже о своем отце много такого, о чем человек из леса не имел и не мог иметь ни малейшего понятия. Это были козыри, которые следовало придержать до удобного случая. Теперь он чувствовал себя достаточно здоровым, чтобы действовать в собственных интересах. И только в собственных. Произнесенные когда-то, в прошлой жизни, слова о том, что ему плевать на «общее благо», не были пустым звуком…

Ведьма спокойно сидела за столом. Телохранители торчали за спиной обер-прокурора. Было заметно, что оба отупели от избытка впечатлений. Переполнение вызвало защитную реакцию. Это был небольшой шок, но не ступор. Джокер следил за их руками.

— Подойди! — приказал обер-прокурор, глядя на него так, как смотрят на выпрыгнувшую из постели жабу.

Он подчинился. Почему бы нет? Пришло время получить должок. Он поднялся на ноги и сразу же почувствовал, как легко теперь стало двигаться. И каким эффективным и молниеносным может быть каждое движение…

— Я на них сижу! — сообщил обер-прокурор с дурацкой улыбкой, выдававшей опаску и надежду в равных пропорциях.

Джокер грубо выдернул инвалида из кресла, зная, что телохранители не смогут ему помешать. Придерживая старика одной рукой за воротник плаща, другой он взял тяжелую плоскую коробку и перевернул. Пистолеты вывалились на стол.

Еще раньше, чем он схватил их, его пронзила сладостная судорога.

Он будто попал в общество ангелов-хранителей. Теперь с ним не могло произойти ничего плохого. Больше не существовало «правил». Он отменил их все. А присутствие двойника значительно облегчало и упрощало то, что казалось раньше неразрешимой проблемой…

На этот раз оба пистолета были заряжены. Он снял их с предохранителей и навел на обер-прокурора. Лицо старика перекосилось. В то же мгновение один из «мальчиков» дернулся.

Не осознавая, что означает движение на краю поля зрения, Джокер выстрелил с обеих рук. Это было проделано чертовски быстро. Быстрее, чем он стрелял когда-либо прежде…

Обер-прокурор невольно сжался от грохота. В замкнутом пространстве бункера пушки сработали оглушительно. Звук падения двух тел показался глухим, будто раздавался сквозь ватную прокладку. Третий и четвертый выстрелы были контрольными. После этого Джокер замер, словно смертоносная игрушка, у которой кончился завод. Оставалось уладить один пустячок.

Ведьма хмыкнула и красноречиво поковыряла мизинцем в ухе.

— Неплохо, — буркнула она себе под нос, а старик начал смеяться, как полоумный.

Полина двинула подбородком в сторону трупов.

— Опять грешок взял на душу — не тяжеловато ли будет? Думаешь, я не знаю, зачем ты этих двоих с собой привел? Ну и ублюдок, прости, Господи!

— Что я говорил?! — торжествующе воскликнул обер-прокурор. — Настоящий Джокер, мать его!

— Рано радуешься, — заметила старуха. — Ты не сможешь его контролировать.

— Посмотрим, не каркай… — Старик переключился на своего подопечного. — Ну молодец, сынок! Я уж думал, у тебя духу не хватит. Спрячь пушки и двигаем отсюда. У меня в глотке пересохло…

— А ты куда собрался? — глухо произнес Джокер.

— Что-что? Шепчи громче, сынок. Папочка плохо слышит.

Джокер стоял очень близко от старика и сумел рассмотреть два своих идентичных отражения в его зрачках. Он не узнал себя. Силуэт принадлежал кому-то другому. Вокруг головы тускло сиял ореол, который создавало пламя свечи. Глазницы казались двумя пустыми угольными мешками. Клочья отросшей бороды торчали из скул. Волосы свалялись. А ведь он был уверен, что совсем недавно его обрили наголо! Рот кривился в презрительной усмешке…