Алексей Атеев - Псы Вавилона

— Каков натюрморт! А, ваше сиятельство? Как в доброе старое время. Как тяжело, однако, существовалось бы, если бы в нашей великой стране не имелось торгсинов. Вот он — развитой социализм с человеческим лицом.

— Часики снесли? — поинтересовался Фужеров.

— Да, куманек, великолепный «Мозер», который я давеча выиграл в карты у какого-то армянского купца. И вот ведь мерзавцы, уплатили мне как за золотой лом, не учитывая подлинной стоимости вещи. Я уверен, часы перекочевали в карман какого-нибудь местного дельца.

— Сомневаюсь. Сейчас с золотом строго. Подрыв экономической мощи страны. За это полагается высшая мера социальной защиты.

— Да, собственно, какая разница. Хватило на одноразовое великолепие — и слава богу. Там, глядишь, вновь подвернется какой-нибудь фраер. Однова живем. Как говорил мудрец: все свое ношу с собой. С вещами нужно расставаться без вздохов.

— Расстались еще в семнадцатом году, — хмыкнул Фужеров.

— Не печальтесь, куманек, все, что ни делается, к лучшему. Относитесь к жизни проще.

— Да куда уж проще.

— Садитесь за стол. Отметим, так сказать, наши отпуска. Детский садик отправился на дачу в деревню Очаги, а меня вот не взяли, там свой сторож имеется — дядя Миша. Вы, как я понимаю, отгуливаете календарный...

— Вычистят скоро, — вздохнул Фужеров, — как социально чуждого элемента...

— Ничего, куманек. Держитесь за меня. Не дам же я пропасть потомку славных королей. Проживем, благо осталось не так уж много времени коптить небеса. Вам чего налить: водочки или хересу?

— Пожалуй, хересу.

— Узнаю аристократа. А я вот родимой отведаю. Старики молча чокнулись и принялись за еду.

— И все-таки благое дело эти торгсины, — заявил дядя Костя, пережевывая кусочек семги.

— Прикроют их скоро, — заметил Фужеров. — Чтобы не создавать в обществе нездоровых влечений к буржуазному образу жизни. А у кого золотишко осталось, так отберут... На основании закона о валютных операциях.

— Очень может быть. Но нам-то какое дело? Как выражался ваш предок: «После меня хоть потоп». Это пусть молодежь волнуется.

— Молодежь нынче строит социализм.

— И построит?

— Очевидно. А иначе зачем все затевать?

— Да уж, затейник у нас великий. Куда там Ваньке Грозному или Петрухе. Мелковаты оказались против нынешнего. Разве можно сравнить разгром Новгорода или строительство северной столицы с коллективизацией или индустриализацией. Всю Расею-матушку на дыбки поставили.

— А я думаю: большевики решили вывести совершенно новую породу людей, — заявил Фужеров, вновь наполняя рюмки.

— Это уж точно.

— Нет, не в фигуральном, а в прямом смысле.

— То есть как?

— А так, Константин Георгиевич! Самым натуральным образом. Мечты розенкрейцеров о создании совершенно иного человека, лишенного отягощающих разум комплексов и фобий или этой химеры, именуемой моралью, похоже, скоро осуществятся.

— Ах, оставьте ваши мистические бредни, лучше закусывайте.

— Нет, послушайте. Возьмем для примера хоть наш городок. Обратите внимание на его население. Кого здесь только нет! Русские, украинцы, татары, евреи... Каждой твари по паре.

— Даже французы в вашем лице. Я знаю национальный состав обитателей Соцгорода, переходите к сути, куманек.

— Не перебивайте. Так вот. Большинство здешнего населения прибыло сюда не по своей воле.

— Да уж...

— И сейчас в городе полно спецпоселков. Там живут семьями, рожают детей — короче, размножаются. Со временем они станут полноправными гражданами...

— Если, конечно, выживут. Не пойму, куда вы клоните.

— Сейчас большинство национальных групп живут обособленно, но близок тот час, когда они начнут перемешиваться. Возникнут многонациональные семьи...

— То есть произойдет всеобщая метизация?

— Вот именно. Вы не хуже меня знаете о продуктивности метисов. Вспомните: на лошадиные скачки коней-метисов не допускали, поскольку они резвее чистокровных рысаков.

— Ну, допустим.

— Значит, метис работает намного эффективнее?

— И что?

— Идем дальше. Кто эти люди, которые сосланы или просто сбежали сюда, чтобы не подвергнуться репрессиям? Так называемые кулаки, то есть наиболее энергичная, предприимчивая часть сельского населения, не желавшая жить, как окружающие. Они работали больше других, а значит, и имели больше. Их раскулачили, согнали с насиженных мест и бросили в голое поле. Они раздавлены, унижены, обескровлены, но жизненная энергия, сформировавшаяся за счет естественного отбора, осталась. Вы посмотрите на них. Большинство — физически крепкие, здоровые люди. Каждый второй — красавец. Естественный отбор, батенька, естественный отбор! Да, сегодня на их лицах тоска и тупое равнодушие. Да, они согнуты непосильным трудом, но это пока. Завтра они получат свободу, а их дети свободны уже сегодня. И вновь спины разогнутся и лица просветлеют.