Дэнис Уитли - Против тьмы

Слева от нее Мизка вновь принялась с жуткой настойчивостью и убедительностью уговаривать и ворковать, понуждая ее идти дальше. Услышав слова «власть», «венец твоей жизни», «владычица всего», Танит сделала несколько непроизвольных шагов, но ясный, умоляющий голос матери вновь зазвучал в ее ушах.

«Танит, дорогая, ты в страшной опасности, и мне позволено появиться перед тобой лишь на краткий миг, чтобы предостеречь тебя. Меня уже зовут обратно, но во имя той любви, которая всегда была между нами, я умоляю тебя остановиться. В твоей жизни есть другое, лучшее влияние. Верь ему, иначе ты будешь ввергнута в ад, и мы никогда более не встретимся, — тут голос неожиданно изменился, приобретя холодный, властный оттенок. — Прочь, Мизка, возвращайся туда, откуда ты пришла. Я повелеваю тебе именем Марии, матери нашего Господа…»

Голос оборвался на высокой ноте, словно дух был вынужден отступить, помимо своей воли, и лишь наполовину завершил заклинание демона. Дико вскрикнув и протянув руки, Танит бросилась к тому месту, где только что видела призрак матери, но лишь слабый порыв ветра коснулся ее лица. Смертельная усталость навалилась на нее. Она медленно повернулась к Мизке и коту, но они оба тоже исчезли.

Танит опустилась на колени и принялась молиться, сначала горячо, а затем более спокойно, пока ее язык не запутался в словах и она не замолчала. Она почти автоматически поднялась на ноги и осмотрелась. Прямо перед ней лежала неглубокая низина, одного взгляда на которую оказалось достаточно, чтобы ее сердце вновь сжалось.

В какой-то сотне ярдов от себя Танит увидела собравшихся сатанистов, свечи, горевшие голубым пламенем, и ужасную фигуру, восседавшую на троне. Силы тьмы все же привели ее к месту великого шабаша, и она поняла, что ей придется в нем участвовать. Кровь отхлынула от ее лица, и все тело содрогнулось от зловещих предчувствий. Танит хотелось убежать в спасительную черноту ночи, но какая-то страшная сила словно сковала ее ноги, и, хотя материнское предупреждение все так же ясно звучало в ее ушах, она не могла отвести взгляд от этой богохульной пародии на поклонение Богу.

Время перестало существовать для Танит. Волна неземного холода поднялась из низины, окутала ее ноги и поднялась вверх, до уровня груди, заставив онеметь все ее члены и притупив ощущения. Она с отвращением смотрела на бесновавшиеся фигуры участников банкета, жадно пьющих прямо из бутылок, но неожиданно сама почувствовала острейшую жажду. Ее губы пересохли, а горло, казалось, распухло и горело. Ей страстно захотелось броситься вниз по склону, схватить одну из бутылок и утолить жажду, сжигавшую ее. Однако образ ее матери, в белом одеянии, со сверкающими, как звезды, алмазами чуть выше волос, стоял у нее перед глазами, и она не двинулась с места.

При осквернении гостий все ее тело словно свело судорогой, а по щекам потекли тихие слезы. Она попробовала перекреститься, но от жуткого холода не могла даже пошевелить рукой. Она попробовала молиться, но распухший язык отказывался повиноваться, а ум казался настолько пустым, что она не смогла вспомнить даже первых слов «Отче наш» и «Богородица Дево». Она с ужасающей ясностью поняла, что даже оказаться свидетелем происходящего святотатства достаточно, чтобы подвергнуться вечному проклятию. И еще она поняла, что своим желанием участвовать в этой дьявольской сатурналии она обязана жуткой передающейся болезни, называемой одержимостью, которой она заразилась, общаясь с другими ее жертвами.

Тщетно она пыталась упасть на колени или убежать прочь от этого ужаса. Ни на мгновение она не могла отвести глаз от маленького освещенного круга в низине, неумолимо притягивающего не только ее взгляд, но и все ее существо.

Она увидела, как сатанисты, сбросив домино, начали свой отвратительный ритуальный танец, и содрогнулась так, что ее едва не стошнило. Старая мадам д’Урфе, с огромными пухлыми ягодицами, скакала с живостью девушки, недавно достигшей зрелости, рядом с ней прыгала тощая костлявая американка с грудью, болтавшейся как два пустых мешка, а чуть дальше отплясывал нескладный бард, чье пузо выпячивалось, как живот китайского божка.

«Это безумие, безумие, безумие», — непрестанно повторяла она, едва шевеля губами, в то время как тело ее раскачивалось в стороны, из глаз текли горькие слезы, а губы стучали от холода.

Затем жуткое завывание музыки оборвалось высоким стоном скрипки, и все танцующие беспорядочно рухнули на землю. Танит размышляла о том, какие действия последуют дальше и, лишь увидев перед троном сатаны Саймона, поняла, что настало время перекрещивания. И тут Танит начала двигаться помимо своей воли. В паническом страхе она видела, как ее ноги, подчиняясь неумолимой силе, по очереди поднимались на несколько дюймов, и вели ее вниз по склону холма. Она пыталась кричать, упасть спиной назад, но все было бесполезно — изо рта раздавалось лишь что-то похожее на шипение, а тело словно окаменело и отказывалось повиноваться ей.