Уильям Блэтти: Изгоняющий дьявола

Доктор был мрачен:

– Она уже на пределе. Ей нужно выспаться... прежде чем упадет давление.

– Можем ли мы ей помочь, Билл?

– Молитесь, – ответил врач.

Он попрощался и ушел. Каррас смотрел ему вслед и каждой клеткой, каждым нервом молил об отдыхе, о надежде, о чуде, хотя знал, что чудес не бывает.

«...не надо было давать ей либриум!»

Он вернулся в спальню.

Мэррин стоял у кровати и смотрел на Регану, ржавшую по-лошадиному. Лицо у него было грустным, потом на нем отразились смирение и, наконец, твердая решимость. Мэррин встал на колени:

– Отче наш... – начал он.

Регана отрыгнула на него темную вонючую желчь и засмеялась:

– Ты проиграешь! Она умрет! Она умрет!

Каррас взял свою книгу и раскрыл ее. Потом стал наблюдать за Реганой.

– Спаси рабу Твою, – молился Мэррин. – Перед лицом опасности.

Сердце Карраса терзалось в отчаянии. Засни! Засни!

– неустанно повторял он.

Но Регана не засыпала.

Ни на рассвете.

Ни днем. Ни вечером.

Не заснула она и в воскресенье, когда пульс был уже сто сорок ударов в минуту и заметно ослаб. Приступы не прекращались. Каррас и Мэррин не переставая читали молитвы. Каррас пытался сделать все возможное: он использовал смирительную рубашку, чтобы свести движения Реганы до минимума, выгнал всех из комнаты, чтобы проверить: вдруг отсутствие посторонних лиц приостановит приступ. Но ничего не помогало. Крик Реганы становился все более слабым, как и она сама, давление, однако, не падало. Сколько это еще может длиться? Нервы у Карраса были на пределе.

Господи, не дай ей умереть! Не дай ей умереть! Ниспошли ей сон!

В воскресенье, в семь часов вечера, Каррас, совершенно изможденный, сидел в спальне рядом с Мэррином. Он думал о том, что ему не хватает веры, знаний, о том, что он ушел от матери, надеясь обрести положение в обществе. И о Регане. О своей ошибке.

«...Не надо было давать ей либриум...»

Священники закончили очередной этап ритуала и теперь отдыхали, прислушиваясь к Регане. Она пела «Ранис Анжеликус». Они редко покидали комнату. Каррас вышел только один раз, чтобы принять душ и переодеться. Однако при таком холоде бодрствовать было легко. Запах в комнате с утра изменился: теперь было похоже, что где-то поблизости находится гнилая, разложившаяся плоть. От спертого воздуха сильно тошнило. Лихорадочно следя за Реганой красными, утомленными глазами, Каррас вдруг услышал какой-то звук. Будто что-то скрипнуло. Потом еще раз. Как раз в тот момент, когда он моргнул. Потом до его сознания дошло, что звук доносится из-под его затвердевших век. Он повернулся к Мэррину. Слишком уж большой дефицит сна накопился в старом организме. Это в его-то возрасте! Мэррин сидел с закрытыми глазами, опустив подбородок на грудь. Каррас с трудом поднялся, подошел к кровати, проверил пульс Реганы и приготовился измерить давление. Оборачивая черную материю вокруг руки, он несколько раз подряд моргнул, чтобы прийти в себя: комната уже начала расплываться у него перед глазами.

– Сегодня мой праздник, Димми.

Сердце рванулось из груди. Потом он заглянул в глаза, которые принадлежали уже не Регане. Это были глаза его матери. – Разве я не была к тебе добра? Почему ты бросил меня одну умирать, Димми? Почему? Почему? Почему ты...

– Дэмьен!

Мэррин крепко сжал его руку:

– Пожалуйста, идите и отдохните немного!

У Карраса подкатил комок к горлу, и он молча вышел из спальни. Кофе? Да, он хотел бы выпить чашечку кофе. Но еще больше ему хотелось принять душ, побриться и переодеться.

Он вышел из дома, пересек улицу, вошел в подъезд и открыл дверь в свою комнату... Но как только он увидел свою постель... Забудь о душе. Поспи. Хотя бы полчаса.

Едва он протянул руку к телефону, собираясь попросить, чтобы его разбудили через тридцать минут, как телефон зазвонил сам.

– Да, я слушаю, – хрипло сказал он.

– Вас ожидают, отец Каррас. Некий мистер Киндерман.

Задумавшись на секунду, Каррас ответил:

– Пожалуйста, скажите ему, что я сейчас выйду.

Повесив трубку, Каррас заметил на столе пачку сигарет «Кэмел». В ней торчала записка Дайера.

«В часовне нашли ключ от клуба Плейбой. Не твой ли случаем? Можешь взять его в приемной».

Каррас равнодушно отложил записку, переоделся в чистое белье и вышел из комнаты, забыв захватить сигареты.

В приемной он увидел Киндермана, увлеченного перестановкой цветов в большой вазе. Детектив, держа в руке розовую камелию, повернулся к Каррасу.

– А, святой отец! Отец Каррас! – Лицо детектива приняло выражение озабоченности. Он быстро воткнул цветок на прежнее место и подошел к Каррасу.