Ньевес Эрреро - Чужая жизнь

— Вот увидишь, сможешь, — ответила Ориана. — Если бы ты с самого детства привык к пище без соли, она показалась бы тебе вкуснейшей.

Лукас воспринял ее ответ несколько поучающим. У него создалось впечатление, что он ребенок, который находится на уроке, и это не понравилось молодому человеку. Ориана, со своей стороны, чувствовала, что вот-вот начнет нервничать, и лучшее, что ей стоило предпринять, это убежать до того, как ее глаза приобретут черный оттенок.

— На сегодня я прощаюсь с вами, — сказала она, направляясь к двери. — Моя смена заканчивается. Так что до завтра, Лукас! Думаю, что вечером здесь, в палате, будет довольно шумно.

С лица Лукаса стерлась улыбка. Он заметил, как глаза Орианы снова поменяли свой цвет. Она вошла зеленоглазой, а уходила с черными глазами. Выйдя из палаты, медсестра вынуждена была остановиться и глубоко вдохнуть. Лукас действительно взволновал ее. Девушка не понимала той силы, которая таилась в его взгляде. Казалось, что юноша намеревался узнать у нее то, чего она сама еще не знала. Ориана отдавала себе отчет, что этот пациент превращается для нее в нечто большее, чем просто больной, и что такая ситуация способна усложнить ее жизнь.

На улицах Города Солнца было малолюдно. День был таким же удушающим и жарким, как и тот, когда Лукас оставил свое сердце на руле мотоцикла. Цикады трещали, как в разгаре августа. Они, казалось, были чем-то обеспокоены, и издаваемые ими громкие беспорядочные звуки напоминали скандал. Лето отказывалось лениться даже на исходе этого жаркого сезона. Мало движения наблюдалось и вблизи больницы. Только Брэд нес свою вахту в ожидании новостей.

Ориана столкнулась с ним, выходя из больницы. Они обменялись взглядами, но журналист ни о чем не спросил ее. Брэд смотрел на часы. Похоже, американца что-то беспокоило. Он говорил с кем-то по мобильному телефону на совершенно непонятном языке. Медсестра обернулась. Ей было любопытно, что это за язык.

Глядя из окна, Лукас следил за всеми перемещениями Орианы. Брэд тоже посмотрел вверх. Он быстро прервал телефонный разговор и жестом спросил у юноши позволения на посещение. Лукас взмахнул рукой, пригласив журналиста подняться.

Через некоторое время стройный и жилистый американец уже стучался в дверь палаты.

— Можно я войти? — спросил он, открывая дверь.

— Проходи, проходи… — сказал ему Лукас и внимательно посмотрел на посетителя.

По выражению лица сына Пилар поняла, что он хотел бы остаться наедине с журналистом.

— Пойду чего-нибудь перекусить. Оставляю тебя с Брэдом. — В ее взгляде читался призыв к благоразумию. Помедлив, Пилар взяла свою сумку и вышла из палаты.

Брэд без всякого вступления сразу перешел к делу.

— Лукас, нужно, чтобы тебя осмотрел человек-медицина из моего племени. Он вместе со мной находится здесь, в Городе Солнца. Я представлял его всем как своего дедушку. Он горит нетерпением увидеть тебя. Ты должен быстро овладеть его мудростью. Этот человек убежден, что ему осталось жить недолго, и он хочет передать тебе все свои знания.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Не спрашивай, доверься мне. Позволь всему идти своим чередом.

— Сегодня ты уже второй человек, который говорит мне об этом, — сказал Лукас несколько озадаченно. — А что это за человек-медицина?

— Это святые люди нашего народа. Люди, полные энергии, не запятнанные ничем личности, не способные ненавидеть. Они не спорят, не умеют говорить плохо о ком-то и никогда не произносят слова громче, чем остальные. Это прямолинейные, мудрые люди, за советом к которым обращаются все наши соплеменники. Их избрал Aakbaadaatdia.

— Кто их избрал?

— Великий Дух. У нас, индейцев, есть чувство родства со всеми созданиями. Мой брат Кендаль был молодым человеком-медициной. Теперь тебе предстоит продолжить его дело.

— Брэд, пожалуйста, не грузи меня. Да, я — живой, но мне нужно поправиться, восстановиться. У меня слишком много проблем, и я не хочу, чтобы их стало еще больше. Неужели ты не видишь, в каких условиях я нахожусь? Моя грудь раскрыта снизу доверху. Я с трудом стою на ногах. Брэд, сейчас для меня самый важный вопрос — выжить.

— Oh, yes! I understand. Я понимаю тебя. Не беспокойся. На первом месте, конечно же, ты.

— Каким был Кендаль? — прервал его Лукас.

— Он был необычный человек. Он верил в наш народ. Кендаль боролся за нашу землю. Он был по горло сыт тем, что видел в индейских резервациях, где у его соплеменников практически нет будущего, потому что они не желают приспосабливаться к нормам американской жизни. Мы исчезаем, Лукас, и наш народ постепенно агонизирует. Придет день, когда никто и не вспомнит о том, что существовали индейцы.