Вадим Шарапов - Команди Особого взода

- Дедушка! - крикнул Казимир и бегом побежал к высокому человеку в черной рубахе.

...- Ну надо же, и впрямь Казик, - приговаривал дед уже в доме, в который уж раз ероша Казимиру волосы на голове своей мозолистой ладонью с длинными и не по-крестьянски тонкими пальцами. Он сидел напротив, за широким столом, по-хозяйски откинувшись на резную спинку старого дубового кресла. Зато бабушка, радостно-смущенная и совсем потерявшаяся от неожиданного появления внука, все ахала и суетилась, не зная, как лучше принять дорогого гостя, пока дед не прикрикнул на нее как бы в шутку:

- А ну-ка, пани Анна, сядьте уже и не мельтешите вокруг!

Казимир оглядывался вокруг, вспоминая, как давно не был здесь. Но ничего не изменилось. Изнутри дом выглядел все так же - совсем не деревенским хутором. Потемневшие портреты предков, шляхтичей Речи Посполитой; сабля-карабела в простых черных ножнах, цепью прикованная к стене. Бабушка Анна поставила перед внуком большой железный кубок, полный до краев.

- Выпей с дороги, внучек, - улыбнулась она, и Тхоржевский тут же подхватил холодный кубок со стола и не колеблясь, выпил до дна. В голове приятно зашумело, старый вкус домашней наливки сладко прошел по горлу.

- Отчего так долго не появлялся, Казик? - спросила бабушка, но дед тут же прицыкнул на нее:

- Ишь, какая! Не видишь разве - солдат он, человек на службе государственной. Да и война была большая. Куда ему появляться-то? Это мы с тобой здесь сидим в глуши, ни о чем не тревожимся, а Казимир - дело молодое у него. Нынче здесь, завтра там!

- Да я что ж... я же понимаю, - чуть всхлипнула бабушка, но тут же отерла глаза кружевным платком и улыбнулась. А дед уже вставал из-за стола, чуть сутулясь и застегивая у горла янтарную пуговицу рубахи.

- Пойдем-ка, внук, во двор. Ты ж вроде за медом пришел? Вот пчел и навестим...

Во дворе дед остановился, да так резко, что Тхоржевский от неожиданности налетел на его широкую и твердую как камень спину. Потом он обернулся, и Казимир глянул в его по-молодому холодные и веселые, со странной красноватой искоркой, глаза.

- Вот что, Казик. Ты никому про нас не говорил?

- Да что ты, дедушка, - не отвел твердого взгляда солдат, - ни одной душе, ни живой ни мертвой не говорил ни слова. Ни к чему им знать.

- Это и верно, - Болеслав Тхоржевский качнул головой и одобряюще сжал плечо внука холодными пальцами, - ни к чему. Слышал я, по окрестным лесам бродят ваши, все доискиваются, что да как.

- Это, дедушка, люди из особого взвода. Они на зло чуткие, оборотней вырубают под корень и прочую нечисть, которая от немцев осталась и людям покою не дает. Тяжелая работа у них. А до хуторян им дела нет. Да и туман не пустит...

- Как знать, - задумчиво протянул дед, заложив ладони под кожаный пояс с подвешенным к нему широким ножом. - Как знать...

Потом он махнул рукой и рассмеялся.

- Ну, что-то я разворчался, старый черт. Co zanadto, to nie zdrowo, [1] Co zanadto, to nie zdrowo - примерно "Много думать вредно" (польск) как у нас говорят. Пойдем, Казик, за медком.

На пасеке дед ловко управлялся с ульями, не обращая внимания на гудевших вокруг пчел. Да и Казимиру не было до них дела - с детства привык, что гудят, да не кусают. Тягучий мед стекал в корчагу (банку дед Болеслав пренебрежительно повертел в руках и кинул в сторону: железяка только вкус меда испортит) и сладкий аромат плыл над пасекой, смешиваясь с запахами нагретого солнцем травостоя. Казимир тоже умело вынимал рамки с сотами, только отмахиваясь, когда какая-нибудь особенно беспокойная пчела вилась совсем близко от лица. Дед протянул ему полную корчагу, оказавшуюся неожиданно тяжелой.

- Подержи-ка, - и быстро замотал горлышко тряпицей.

Отойдя от ульев, Болеслав Тхоржевский долго молчал. Потом вздохнул и сказал:

- Ну что ж, Казик. Хорошо, что зашел к нам. Только помнишь ведь - нельзя тебе слишком часто здесь бывать, рано пока что. Принесешь своим меду - и бардзо добже. За нас не беспокойся, мы подождем, ничего не случится. А теперь иди, тебя уже, поди, заждались. Солнце на закат клонится.

- Что? - рядовой глянул на небо. И впрямь, уже вечерние тени ложились на траву. А показалось, будто провел на хуторе всего полчаса. - Да, пойду я, дедушка.

На прощание они обнялись - крепко, по-мужски.

- С бабушкой не прощайся, - махнул рукой дед, - не любит она этого. Ну, будь здоров, внук.

Привычно миновав туман, по лесной дороге Казимир летел как на крыльях. Радостно было, что своих не затронула война, а еще боялся опоздать на вечернюю поверку. Только на опушке остановился ненадолго перевести дух, да поправить ремень. Корчага оттягивала руки, гимнастерка на спине пропиталась потом. Вдалеке уже виднелись палатки части. Приметив лейтенанта Васильева, Казимир спешно бросился к нему.