Вадим Шарапов - Команди Особого взода

И тут он увидел, как распахнулась дверь бани, хотя изнутри за нее никто не держался. В проеме показалось что-то - мохнатое, черное, словно бы клубящееся, как дымный сгусток. Нефедову показалось, что он различает два глаза - горящие красные точки. Файзулла Якупов крякнул, что-то быстро сказал по-татарски, словно отгонял дурной знак.

- Сюда! - густой голос перекрыл выстрелы, над огородом будто прошелестел банный веник. Мгновенно сообразив, что к чему, Степан крикнул:

- Отходим к бане! За мной! - и рванул в открытую дверь предбанника.

За ним ввалились остальные, каким-то чудом поместившись в небольшом пространстве. Выстрелы снаружи сразу же стали слышаться еле-еле, словно всю баню обернули гигантской подушкой. Бойцы стояли, тяжело дыша, перемазанные травяной зеленью и грязью.

- Сашка тут? - Нефедов вытянул шею.

- Здесь... - прерывисто отозвался из полумрака Конюхов, которому Ласс бинтовал руку быстрыми витками. - Чего теперь, командир? Я. конечно, понимаю, что тактика и стратегия... Но они же нас окружили. Ясин погиб, пулю прямо в лоб получил, я сам видел...

Скрипнула, открываясь, дверь в парилку, но жаром оттуда не дохнуло - наоборот, холодом точно из погреба. Черный дым стоял в дверях плотно как кисель. И там, в глубине, два тусклых глаза смотрели сквозь него. Потом дым вдруг как-то сжался, втянулся сам в себя - и оказалось, что посредине парилки стоит маленький мужичок с черной бородой, в длинной исподней рубахе.

- Не бойтесь, - сказал он. Все молчали, и только Степан перевел дух и устало сел на лавку.

- Чего бояться? - сказал он. - Русский банник не обидит.

- Не обижу, - подтвердил мужик. Глаза его, цвета раскаленного угля в печке, впивались поочередно каждому в зрачки долгим взглядом. - Уважили. Истопили баню. Все честь по чести.

Хозяин говорил отрывисто, речь его напоминала пощелкивание поленьев в топке.

- Все сделали. За что обижать? - тут банник перевел взгляд в окно. В это мгновение пуля выбила стекло, обдав его веером стеклянных брызг, но Хозяин даже не поморщился, не отвел лица, только черные волосы на затылке заострились иглами, встали дыбом.

- Они сюда пришли. Кто звал? - теперь банник разговаривал сам с собой. - Дом порушили. Даже пса убили. Теперь снова пришли. НЕ ДАМ!! - вдруг заревел он так страшно, что отшатнулся даже старшина, ударившись затылком о бревенчатую стену. Только Тэссэр остался неподвижен, выцеливая кого-то сквозь выбитое окно. По ушам ударил выстрел, гильза покатилась по доскам.

Обернув к солдатам Особого взвода закопченное лицо, банник улыбнулся, показывая острые шилья зубов.

- Сейчас сам пойду, - сказал он, и тут же стал струей дыма, клубящегося под потолком. Дым проскользнул в печное поддувало, втянулся туда целиком. Нефедов проскользнул к оконцу, осторожно выглянул.

- Твою мать... - пробормотал он.

- Что там?

- Сам посмотри, - Степан кивнул Никифорову, и тот одним глазом глянул, оставаясь за бревнами.

Немцы были совсем близко, перебежками окружали баню. Труп одного из них, подстреленного Тэссэром, валялся на траве, каска откатилась в сторону, из развороченной глазницы сочилось кровавое месиво. Черная дымка скользнула к нему, втянулась в раскрытый предсмертной конвульсией рот. Труп дернулся. Солдаты, уже оставившие его за спинами, этого не видели - отстегивали с ремней и доставали из подсумков гранаты, готовясь забросать ими баню.

Мертвый солдат медленно встал, его руки цепко ухватили автомат, поменяли пустой магазин. Скрюченные пальцы оттянули и отпустили затвор. Услышав лязг, один из немцев оглянулся, вскрикнул не своим голосом.

- Пригнись! - Нефедов оттолкнул колдуна от оконца. За стенами бани ударила длинная очередь - весь рожок автомата вылетел в секунды, кто-то заорал, захрипел, падая на землю. Старшина снова выглянул наружу. Мертвецов прибавилось, а посреди огорода под выстрелами дергался труп, истекая черным дымом. Пронзительные вопли на немецком прекратились, когда дважды покойник снова рухнул на землю, превратившись в мокрое решето.

- Хорошо он их, - хмыкнул Степан. Дым уже сочился из печки, снова собираясь в чернобородую фигуру.

Теперь банник был совсем черен лицом, глаза потускнели.

- Тяжело, - выговорил он медленно. - Внутри быть тяжело.

Пули - измятые, исковерканные, - заскакали по половицам, горохом посыпались из рукавов исподней рубахи. Банник остановил неподвижный взгляд на Никифорове, который умоляюще подался вперед, точно просил о чем-то.

- Можно... - прошептал он. - ... иди сюда.