Вадим Шарапов: Команди Особого взода

- Не видать будет маслят здесь больше никогда, - негромко сказал за спиной кто-то из солдат. Нефедов обернулся и, еле сдерживая подступившую досаду, скомандовал:

- Без разговоров! По сторонам глядеть! Прохоров!

Он оглядел подбежавшего худого солдатика с ног до головы. Потом, внезапно ре-шившись, наклонился к самому уху.

- Слушай внимательно, Прохоров. Сейчас отправишься на станцию и прикажешь от моего имени радисту дать телеграмму. В областное НКВД, Зуеву. Запоминай: "Хрупкий груз прибыл, опасаемся за сохранность. Нефедов". Все ясно, рядовой?

Прохоров закивал головой на тощей шее. Потом, опомнившись, прошептал, заикаясь:

- Так т-точно, товарищ старшина, ясно.

- Выполнять! Аллюр три креста! - приказал старшина уже в полный голос, и солдат сорвался с места, бухая сапогами по лесной дороге. Степан проводил его взглядом. Из интеллигентных парнишка, отца с матерью еще в тридцать девятом расстреляли. За контакты с Алиенами. Однако, за парня лично хлопотал сам Зуев, говорят даже, что головой поручился Самому - и не зря. Ваню Прохорова воспитывали не папка с мамкой, которые вечно пропадали за границей, как ответственные работники торгпредства, а дед - из кержаков, потомственный знахарь, колдун, да охотник на всякую лесную нечисть и нежить. Потому, несмотря на внешнюю нескладность и худобу, был рядовой Прохоров жилист, вынослив, в бою бесстрашен. Знал все повадки зверей и умел в одиночку справиться даже с матерым оборотнем в полную луну.

"Не пропадет", - подумал старшина и отвернулся. Зачем-то поглядел на свои сапоги - грубой кирзы, мокрые, исцарапанные сучьями и колючками. Двое суток уже он не вылезал из этого чертова бурелома. Постепенно мысли Нефедова перешли на другое. Пора было заниматься главным делом.

Степан Нефедов повернулся на каблуках и обвел свой отряд твердым взглядом прищуренных глаз.

Мертвые стояли ровно, только чуть колыхались на свежем мартовском ветерке, словно большая серая шаль. Приглядевшись, можно было увидеть истлевшие гимнастерки, каски, пилотки... Кое-где зеленовато светились медали и солдатские ордена. Тусклые глаза неподвижно глядели на старшину. Он откашлялся - хоть и слыл Степан человеком бесстрашным, а все-таки что-то екало внутри, когда стоял лицом к лицу с нежитью, пусть и накрепко заклятой Железным Словом.

- Ну так что? - намеренно громко спросил Нефедов. Он прошелся вдоль призрачного строя, крепко вдавливая подошвы сапог в сырой песок. - Значит, готовы искупить нарушение приказа товарища Сталина за номером 227? Готовы смыть... - тут старшина чуть не сказал "кровью", но вовремя осекся, - ...смыть клеймо трусов, паникеров и дезертиров? Готовы с честью уйти на покой?

Строй чуть дрогнул - или это очередной порыв ветра снова качнул его. Ни слова не прозвучало наяву, но хор безжизненных голосов всколыхнулся в сознании старшины.

- Так точно...

- А раз так - слушай мою команду! Занять круговую оборону. Скоро здесь высадится подмога тем головастым, чью тарелку сбили летчики. И будет этой подмоги ох как немало. Так что, наша задача - не подпустить их, не дать забрать наш важный трофей, пока не прибудет подкрепление. Бой будет тяжелым, ясно? Ну ничего, - тут Нефедов усмехнулся, блеснув металлической коронкой, - двум смертям не бывать!

Он сделал паузу и резко закончил:

- Особенно в нашем с вами случае. Приступать к выполнению!

Серый туман развеялся и на поляне стало пусто. Но старшина знал - мертвые рядом. Ждут. И на этот раз не дрогнут. Он поглядел на хмуро привалившихся к сосне троих живых автоматчиков: всех, кого смог снять с охраны станции.

- Бакланов, Емелин - окапываться. Бы-ыстро! Лупащук - ты на холм. Следи внимательно, и чуть что - стреляй на поражение.

Потом Нефедов уселся на пенек и стал ждать, то и дело поглядывая на треснувшее стекло своих наградных часов.

Минутная стрелка двигалась удручающе медленно. Скорее бы уж.

Хрустнуло, зашуршало что-то за окном, словно кто-то большой продирался через кусты сирени. Степан Нефедов оторвался от шахматной доски и вопросительно глянул на замершего напротив колдуна Панкрата. Тот сидел, словно неживой - казалось, и не дышит даже. Только глаза под нависшими седыми космами светились остренькими желтыми огонечками. Не поймешь его - слышал что-нибудь, нет ли. На лице у колдуна ничего не прочесть. Тем более, что нету у Панкрата никакого лица - клубится под рваным башлыком серая муть, так что порой даже привычному человеку становится не по себе.