Роберт Киркман: Ходячие Мертвецы: Восхождение Губернатора

— Хей! — окликнул Филип здоровяка.

— Ты все ещё считаешь это забавным? — Смех Бобби стих.

С другой стороны комнаты, возле окна, выходящего на тёмный задний двор, в настоящий момент скрытый в ночи, тревожно наблюдала четвёртый персонаж: Ник Парсонс, ещё один друг лихого детства Филипа. Компактный, тощий, около тридцати, похожий на выпускника частной школы, с прической морпеха. Будучи самым религиозным из них, Ник дольше всех привыкал к мысли об уничтожении созданий, бывших когда-то людьми. Сейчас его рубашка хаки и кеды запятнаны кровью, а в глазах, когда он смотрит как Филип направляется к Бобби, горит эмоциональная травма.

— Прости, старик, — бормочет Бобби.

— Моя дочь здесь, — говорит Филип, становясь нос к носу с Маршем.

Неуловимые химикалии гнева, паники и боли мгновенно разгорелись в Филипе Блейке. Бобби смотрит на склизкий от крови пол.

— Извини, извини.

— Иди и принеси брезент, Бобби.

На расстоянии шести шагов, Брайан Блейк, всё ещё стоящий на руках и коленях, извергает последнее содержимое своего желудка, заканчивая сухими рвотными спазмами. Филип подходит к своему старшему брату и становится рядом с ним на колени.

— Высвободись.

— Я… ах… — Брайан хрипит и фыркает, пытаясь сформулировать законченную мысль.

Филип мягко кладет большие, смуглые, мозолистые руки на сгорбленные плечи брата.

— Все в порядке, брат… просто высвободи все.

— Извини…

— Всё в порядке.

Наконец Брайан берет себя в руки и вытирает рот тыльной стороной ладони.

— Т-ты думаешь, вы расправились со всеми?

— Да.

— Ты уверен?

— Да.

— Вы обыскали… везде? В подвале и служебных помещениях?

— Да, сэр, мы это сделали. Все спальни… даже чердак. Последний вышел из укрытия на звук проклятого кашля, такого громкого, что мог разбудить мёртвого. Девочка-подросток попыталась пообедать одним из подбородков Бобби.

Брайан болезненно сглатывает.

— Эти люди… они… жили здесь.

Филип вздыхает.

— Больше не живут.

Брайан оглядывает комнату, а затем пристально смотрит на брата. Лицо Брайна влажное от слез.

— Но они выглядят как… семья.

Филип кивает, но ничего не говорит. Он хочет пожать плечами на слова брата — и что, мол, такого — но он лишь продолжает кивать. Он не думает о зомбированной семье, которую только что отправил на тот свет, или о смысле всей отупляющей бойни, которой он давал выход последние три дня. Резне людей, которые ещё недавно были матерями футболистов, почтальонами или работниками на бензоколонке. Вчера Брайан начал нести интеллектуальную чушь касательно различий между этикой и моралью в этой ситуации, что в нравственном отношении никто и никогда не должен убивать, но этически, что имеет тонкое отличие, необходимо поддерживать политику убийств, но только в целях самообороны. Но Филип не расценивал эти действия как убийство. Ты не можешь убить то, что уже мертво. Ты давишь их как букашку и идёшь дальше. И не стоит слишком уж думать об этом.

Фактически, прямо сейчас Филип даже не думает какое следующее движение сделает его маленькая разношёрстная группа, которая, вероятно, всецело полагается на него (он стал фактическим лидером группы, что и происходит последнее время). Прямо сейчас Филип Блейк сконцентрирован лишь на единственной проблеме: кошмар, начавшийся менее чем семьдесят два часа назад, когда люди начали превращаться по никому не известной причине. И всё, о чем может думать Филип Блейк, это защита Пенни. Поэтому он и свалил из родного города Уэйнсборо два дня назад.

Малочисленное сельскохозяйственное сообщество на восточном краю центральной Джорджии быстро превратилось в ад, когда люди начали умирать и возвращаться. Но лишь безопасность Пенни, в конечном счёте, подвигла Филипа совершить оттуда побег. Для Пенни он заручился поддержкой старых школьных приятелей, для Пенни он тронулся в Атланту, где, как передали в Новостях, открывались центры для беженцев. Это всё было для Пенни. Пенни — это всё, что может потерять Филип Блейк. Она была единственным, что заставляло его идти: единственный бальзам его израненной души.

Пустота в сердце Филипа образовалась ещё задолго до вспышки этой необъяснимой эпидемии, пронзая его острой болью посреди бессонных ночей. 3 часа ночи — вот точное время, в которое он потерял свою жену почти четыре года назад — на скользком от дождя шоссе к югу от Афин. Сара навещала друзей в Университете Джорджии, немного выпила и потеряла управление автомобилем на повороте в округе Уилкс.