Мария Барышева - Дарители

— Ладно, — наконец сказал он, — я подумаю. А тебе советую лечь спать — выглядишь ты паршиво.

— Послушай, Виктор, — Сканер замялся и встал, одергивая свой френч, — могу я тебя кое о чем попросить? Я понимаю, что…

— Чего тебе надо?

— Понимаешь… столько времени прошло, а я… понимаешь, я все время один…

— Господи, бабу тебе что ли надо?! — Баскаков от души расхохотался. — Что, мозоли натер? Что ж ты раньше-то молчал?!

— Я думал…

— Это ж совсем другое дело. Тоже, считай, терапия. Сколько тебе — одну, две, десять?

— Одну, что ты, — Сканер махнул рукой, потом его глаза загорелись и губы запрыгали. — Только она должна быть высокая… блондинка, длинные волосы… синее белье… шелк… и чтобы я мог… мог все делать, что хочу, понимаешь?..

Баскаков слегка поморщился.

— Девочку для битья, что ли хочешь? Ладно, тебя отвезут завтра куда надо, там таких навалом — сам выберешь. Только учти, без глупостей, — он сунул руки в карманы плаща, — у меня прощения просить можно только один раз, ясно?

Голова Сканера часто-часто запрыгала. Баскаков усмехнулся и вышел из комнаты, и едва дверь за ним закрылась, Сканер опустился на пол, потирая вспотевшие ладони и виновато глядя в сторону.

— Ты сама виновата, — сказал он плаксивым голосом. — Сама… я просил столько раз… смеешься… всегда смеешься… Волосы, — Сканер снова начал слегка покачиваться, и его пальцы похрустывали, сминая друг друга. — Держать волосы… да… горячая… сладкая… сядь сюда… ну сядь… Почему ты опять смеешься?! Сколько еще раз мне просить прощения?! Я устал терпеть, я устал от всего, устал, устал… — он навзничь повалился на пол, раскинув руки, — но я скоро настану… потому что я терпеливый… и скоро он пожалеет… если бы он мог сейчас в меня заглянуть, он бы… — Сканер оборвал фразу и тихо засмеялся тонким, квохчущим смехом, и в ярко освещенной пустоте видел ответную белозубую улыбку, и золотистую тяжелую косу, и стройную, обнаженную женскую фигуру, которая тоже покачивалась, зазывала, дразнила. Конечно же она не умерла, все это было шуткой, обидной, злой шуткой. Он приподнялся, подполз к столику возле кресла, где лежал пульт дистанционного управления, и веселая песенка из «Гусарской баллады» наполнила комнату, а Сканер, все еще хихикая, перебрался в кресло, покосился на дверь, его пальцы заползли под френч и начали расстегивать пуговицу брюк.

Баскаков, отойдя недалеко, резко остановился, когда из-за плотно закрытой двери Сканера долетели слабые звуки известной песенки — верно тот сделал телевизор погромче. Ему вдруг пришло в голову, что в последнее время его окружают одни сумасшедшие. Литератор сумасшедший. Сканеру врачи вряд ли помогут. Схимник — туповатый любитель крови, хоть и отличный стратег и надежный охранник. Ян мыслит трезво, но он садист, пусть это и способствует качеству его «допросной» работы. А сам он, Баскаков, спустил уже столько средств, чтобы поймать девчонку, тоже, в сущности, сумасшедшую. Как бы самому не свихнуться в таком окружении. Но что поделать, если только сумасшедшие обладают настоящими, неординарными талантами? Ничего, справится. Надо будет просто потом отдохнуть, хорошо отдохнуть… взять жену, дочь, уехать подальше… к Апеннинам, в Сан-Марино, крошечное государство из девяти городов, древние дворцы, крепости, музеи старинного оружия, заповедник средневековья… он ни разу не был там, давно собирался, но все дела, дела… Он вздохнул, отвернулся и быстро зашагал к лестнице.

Дверь в комнату Литератора ему открыла средних лет женщина, крепкая и массивная, с тяжелым невыразительным лицом и копной рыжих химических кудряшек. Молодых смешливых медсестер здесь больше не было. Женщина молча кивнула ему и, не дожидаясь приказа, ушла в маленькую комнатку и закрыла за собой дверь.

Литератор не спал. Он сидел за компьютером и с помощью «мыши» управлял на экране монитора побоищем каких-то жутких клыкастых тварей, которые вполне реалистично и кроваво рубили друг друга на куски, из колонок летела динамичная музыка, перемежавшаяся ревом, предсмертными воплями, уханьем и смачными сырыми звуками ударов. С того памятного дня он только и делал, что играл в компьютерные игры, совершенно забросив свои любимые книги. «Интернета» у него больше не было, кроме неразговорчивой медсестры к нему никто не заходил, и больше он не написал ни одного письма, а с самим Баскаковым упорно не разговаривал, как тот ни пытался завязать беседу, как ни делал все, чтобы вернуть его расположение, — убрал медсестер, убрал ненавистные Литератору зеркала, но тот не реагировал и ни разу больше не посмотрел в его сторону. Он утратил интерес ко всему, кроме еды и двигающихся на экране монитора цветных фигурок.