Мария Барышева - Дарители

Наташа воровато глянула в сторону Виты — не поняла ли та еще, что происходит, но Вита, казалось, спала, и вдруг Наташу захлестнула дикая ненависть к сидящему рядом с ней человеку. Ей захотелось вскочить и сомкнуть пальцы на шее этой мерзавки и давить — давить до тех пор, пока из нее не выйдет вся жизнь, пока она не исчезнет — мерзавка, которая посмела распоряжаться… Наташа сжала зубы и отвернулась, понимая, что ненависть эта не ее, чужая. Она закрыла глаза и попыталась представить себя гигантским водяным валом, с ревом несущимся на…

Не смей! Не смей! Ты не можешь…

узкую полоску асфальта, где пульсирует кoшмар из снов — радужная, переливающаяся масса, в центре которой то вздувается, то опадает, то покрывается рябью чернобородое, раскосое лицо с раззявленным в хохоте ртом.

…ничего сделать!

Онa обрела объем, мощь и цвет — главное — цвет, сине-зеленую теплую силу. Вaл обрушился на дорогу, растекся над ней, и крики и хохот оборвались, погребенные под ее сознанием. Изнутри, из-под толщи «воды» долетел тонкий агонизирующий вопль, и все затихло — слышался только легкий плеск вернувшихся мыслей.

Надолго ли?

Наташа скривилась, и ее пальцы снова затанцевали по доскам. Голос умолк, но ни руке, ни мозгу, ни глазам он и не был нужен. Они жаждали работы — безумно, страстно. По пальцам бегали ледяные иглы, в мозгу бился холодный огонь.

Сейчас все пройдет, сейчас… всегда получалось, просто припадок, я справлюсь, справлюсь… сейчас… только не смотри на меня, не смотри пока…

Постепенно она начала дышать ровнее, пальцы стали двигаться медленнее, словно засыпая. Огонь угасал. Наташа откинулась на спинку скамейки, облизнула пересохшие губы, слегка улыбнулась с легким оттенком самодовольства, повернулась и потянулась к Вите.

— Вита, ты…

— Девчонки, времени сколько?

Наташа резко обернулась. Рядом со скамейкой стоял высокий парень с обритой головой, облаченный в кожаную куртку, джинсы и тяжелые ботинки. Маленькие глаза с интересом смотрели на Наташины ноги, челюсти ритмично двигались, не нарушая застывшей на губах недоброй, хитроватой ухмылки. Но Наташа не увидела ни одежды, ни ухмылки, ни лица — она увидела только глаза и дернулась, словно от электрического разряда, подалась навстречу этим глазам, выгнув спину, и, сорвавшись, с облегчением и восторгом нырнула в круглые блестящие зрачки. Бутылка выскользнула из ее пальцев и разбилась, но этого она уже не услышала.

Звук бьющегося стекла заставил Виту встряхнуться. С усилием она выбралась из странного сонно-болезненного тумана, который тянулся за ней, словно липкая паутина. Она открыла глаза, несколько секунд осовело смотрела перед собой, пытаясь сообразить, разбилось ли что-то на самом деле или ей померещилось, потом лениво повернулась.

— Черт, как же это?! — вырвался у нее растерянный и негодующий возглас. Вита вскочила, глядя на Наташу, которая сидела на самом краешке скамейки, словно собиралась вскочить, вытянув шею и неестественно широко раскрыв глаза, едва заметно подергивающиеся в глазницах, словно от удушья. Она не шевелилась, застыв, словно странная статуя, и только пальцы правой руки подпрыгивали, постукивая по скамейке короткими ногтями. Из прикушенной нижней губы текла кровь, пачкая ворот светлого свитерка. А перед Наташей, чуть согнувшись, стоял какой-то парень, уставившись на нее с отупелым удивлением. Она смотрела — в этом не было никаких сомнений.

— Наташка! — Вита попыталась потянуть ее в свою сторону, но у нее ничего не вышло — тело подруги было как единый сведенный судорогой мускул, и она не отклонилась ни на миллиметр. Пытаться сдвинуть ее с места было все равно, что тянуть из земли взрослое дерево с хорошо развитой корневой системой.

— Чо это с ней? — пробормотал парень, не делая попытки отвести взгляд. Запоздало сообразив, Вита, повернувшись спиной, передвинулась так, что оказалась на пути сросшихся взглядов, и тотчас Наташа позади шумно вздохнула, и стук ногтей по дереву прекратился.

— Иди отсюда! — сказала Вита громко, изо всех сил стараясь не заорать. — Иди, чего встал?!

— Она чо, припадочная?! — осведомился парень, сонно моргая.

— Не твое дело! Вали давай! Ну, вали!

— Дуры психованные! — он повернулся и быстро пошел прочь, даже спиной выражая удивление. Вита глубоко вздохнула и потерла ладонью резко вспотевший лоб. Человек, сидевший напротив, сложил газету, встал и торопливо удалился, бросив на нее короткий подозрительный взгляд.