Мария Барышева - Дарители

— Ладно, посмотрим, — пробормотал Схимник. Наташа кивнула.

— Дальше… Я не знаю, сколько времени это займет, но ты должен сидеть там и, по возможности, не дергать головой. И уж тем более не вставать — что бы ни случилось. Ты видел — у меня может начаться кровотечение, а может будет и что-нибудь похуже — мне предстоит очень тяжелая и опасная охота… он очень сильный… но в любом случае — пока я работаю, ты не двигаешься. Понял?

— Да.

— Тогда приступим, — сказала она медицинским тоном.

Такого она еще не испытывала — такого беспросветно черного, душащего ощущения близкой смерти. На Дороге она была смесью ужаса и восторга, когда ловила демона Виты, она была болью — но во всем этом так или иначе присутствовал отдаленный привкус этакого страшного приключения, где-то далеко во всем этом чувствовалось что-то игровое, не представляющее реальной опасности для нее. Она могла сойти с ума, но она осталась бы жива. Но сейчас почему-то опасность была реальной — в последнее время она настолько изменилась, настолько плотно сплелась с этим миром, что стала для него полностью уязвима — проиграв здесь, она теперь могла умереть там. Темнота наполнила ее силой, но она же сделала ее слабой, разрушив ту тонкую грань, которая отделяет смерть тела от смерти разума.

Перед ней стоял волк, огромный угольно-черный зверь, напрягшийся для броска, невероятно страшный и столь же невероятно красивый — красотой ладного, великолепно изваянного природой хищника. Длинная шерсть на загривке поднялась дыбом, из оскаленной пасти, поблескивающей острыми клыками, валил пар. Взгляд темно-красных раскосых глаз был твердо зафиксирован на горле стоящей перед ним придавленной страхом фигуре, зрачков в глазах не было и, казалось, они до краев наполнены замерзшей кровью. Мощные лапы сминали твердый морозный снег, и дальше за волком бесконечной трапецией расстилалась снежная равнина, уходящая в темноту. Наташа же стояла на голой, растрескавшейся земле, обжигавшей ее босые ноги, а вокруг причудливыми вихрями метались потоки ледяного и горячего воздуха. Полоска земли, на которой она стояла, была узкой, с обеих сторон обрывающейся в пустоту, и разминуться двоим на ней было невозможно.

Я загораживаю ему дорогу, господи, я загораживаю ему дорогу… и поэтому он пройдет сквозь меня, чтобы засыпать все снегом… мертвым, холодным снегом.

Волк был голоден — от него тянуло этим голодом, она видела его — бледно-синий с алыми прожилками, клубящийся вокруг зверя. А потом она увидела кое-что еще, что не заметила сразу — горло волка охватывал толстый широкий ошейник, от которого куда-то вверх уходила провисшая железная цепь — достаточно длинная, чтобы волк мог добраться до Наташи, но не дававшая зверю полной свободы — у волка все еще был хозяин, удерживавший его, направляющий и оставляющий за собой выбор жертв. Но ошейник сбоку истончился, протерся, на нем виднелись разрывы, торчали крошечные лохмотья разошедшейся кожи — еще немного, и ошейник лопнет, предоставив волку бежать, куда ему вздумается. Наташа смотрела, впервые ощутив неуверенность, впервые поняв, что может проиграть. Хитростью с волком не справиться — здесь нужна была только грубая сила. Достаточно ли ее у нее? Убить волка нельзя — его можно только поймать.

Она задышала хрипло, часто, и дыхание вырвалось из ее рта морозным облаком, в то время как спина взмокла от пота. Потом заставила себя закрыть глаза и застыла в чудовищном напряжении, вскинув голову и оскалившись, а сквозь нее прокатывались обрывки цветов и чувств, превращая ее в боль, и страсть, и страх, и азарт, и лень, и ненависть, и жестокость, и агрессию, и тщеславие, и жадность, и злость, и зависть, и жажду власти, и безмерный эгоизм, и темный дар давно умершего охотника… во все то, что она когда-либо приобрела, и ее лицо менялось сотнями выражений, и в крике звучали сотни голосов. Кровь в венах и артериях словно закипела, и где-то в другом мире бешено колотилось сердце, с трудом выдерживая страшную нагрузку. Красные волчьи глаза настороженно смотрели на кричащее существо, и снег похрустывал под переминающимися лапами.

Наташа замолчала и открыла глаза — не молодая хрупкая женщина, а сгусток энергии и силы, по чьей-то причуде называвшийся человеческим именем…и в тот же момент волк прыгнул, распахнув огромную пасть, в которой, казалось, мог поместиться весь мир. Наташа встретила его в воздухе, намертво вцепившись пальцами в горло, и они повалились на колючий снег, забились на нем, перекатываясь и сплетшись, словно любовники. Рычание зверя слилось с криком охотника, цветным и нечеловеческим. Цепь лязгала, и тела прокатывались сквозь нее, словно сквозь туман.