Мария Барышева - Дарители

— Что-то интересное увидела, а? — спросила Наташа с презрительной усмешкой, и голос ее был совершенно незнакомым, словно и говорил кто-то другой. — Что-то особенное? — ее голос дрогнул и обрел иные тембр и звучание. — Кто ты есть, чтобы указывать мне?! Кто ты?!.. — глаза Наташи сощурились, и в них загорелось раздражение. — Тесно. Становится слишком тесно.

— Чистова! — зло сказала Вита, и Наташа облизнула губы и отвернулась от нее, цепляясь дрожащими пальцами за край раковины.

— Ты взяла билет?

— Да. Автобус через двадцать минут, пойдем, я посажу тебя и поеду.

— Нет! Я не хочу! Я не хочу ехать! Я не хочу больше быть! Ты видишь, что творится?! Я не заслужила того, чтобы быть! Господи, зачем только я нашла твой адрес?! Уезжай одна…

— Не заслужила?! — Вита схватила ее за руки и встряхнула. — А как же Дорога?! Ведь все остальное — только из-за нее! Ты не при чем!.. Только сейчас не раскисай! Мы должны жить и будем жить, слышишь? Мы выживем! Как угодно, с какой угодно совестью, но выживем! Мы люди! Мы ни в чем не виноваты! Так сложилось… не наша это вина. Мы будем жить — так или иначе!

— Ты не представляешь, чем это все может кончиться!

— А мне наплевать! Сейчас — мне наплевать! Ты мне обязана не меньше, чем я тебе, так что слушайся меня и делай, как я говорю! Идем!

Автобус уже был наполовину полон. Они остановились возле дверей, и Вита, оглядевшись, быстрым движением сунула в Наташину сумку часть полученных от Карины денег.

— Ну, давай, иди. Куда потом ехать — решишь сама. Про клиентов забудь и про Крым тоже — тебя там найдут. И постарайся держать себя в руках. Созвонимся через неделю — не раньше.

— Но ты ведь тоже уедешь? — с отчаяньем спросила Наташа. — Ты ведь здесь не останешься?!

— Ну конечно нет.

Ей послышалась фальшь в голосе Виты, и она попыталась заглянуть ей в глаза, но та, словно невзначай, отвернулась. Двигатель автобуса заурчал, и она толкнула Наташу.

— Все, залезай!

Наташа поднялась по ступенькам и быстро прошла, почти пробежала по салону. Ее место было рядом с окном, и, сев, она сразу же прильнула к стеклу. Вита снаружи улыбалась ей, то и дело поглядывая на часы. Через пять минут дверь автобуса закрылась, и он дрогнул, трогаясь с места. Вита, уплывая назад, в темноту, замахала ей рукой, и Наташа, прижав ладонь к холодному стеклу, смотрела на нее, пока маленькая фигурка с растрепанными волосами не исчезла из вида.

Когда автобус скрылся за поворотом, она почувствовала себя особенно одинокой, беспомощной, никому не нужной. В чем-то Наташа была права. Все оказывалось бессмысленным. Что бы они ни делали, ничего не выходило. А Наташе становится все хуже. Вита снова вспомнила странный взгляд подруги, ее голос, непонятные слова и вздрогнула. Что-то жуткое происходило с Чистовой, что-то, чего она не в силах понять и не в силах предотвратить.

… я как губка, которой собирают грязную воду, и часть грязи остается…. Во мне слишком много тьмы. Уже больше, чем меня самой.

«Там и часть моего демона, — хмуро подумала Вита. — Там и моя часть. Все постарались. Все хороши».

Пока она шла к машине, план, начавший намечаться еще в квартире, сложился окончательно, стал выпуклым, и эта выпуклая законченность оказалась настолько кошмарной и бредовой, что Вита ужаснулась, она даже не представляла себе, как заставит себя этот план осуществить. Он был замечателен, но только своим безжалостным безумством. Да вот только и у безумства есть своя логика… Иногда безумная логика оказывается самой разумной, надо только уметь найти правильную — кто ей это говорил?

Вопреки тому, что она только что обещала Наташе, Вита направила машину не к выезду из города, а обратно — к дому Матейко. По дороге она снова позвонила Ларисе.

— Можешь быть спокойна — они тут надолго обосновались, — раздраженно сказали в трубке. — Тебя явно не ждут. Отдыхают по полной — уже коз каких-то подсадили. Вот как раз тот, что мне приглянулся, какую-то лапает…Так что не звони больше — я и так ни хрена нигде успеваю!

— Погоди, — ведя машину одной рукой, Вита начала быстро говорить, нервно поглядывая в зеркало обзора. Когда она закончила, в трубке некоторое время грохотала музыка, а потом Лариса начала ругаться. Ругалась она умело, изощренно и красочно, что выдавало в ней человека образованного.

— Тебя мать не роняла?! — перешла она наконец на относительно литературный язык. — Я и для своих такого не сделаю, а тебя вообще первый раз в жизни вижу! Это ж подсудное дело — ты соображаешь?! И приказать я такого не могу — только Карина Пе…