Нил Гейман: Все новые сказки

— Как ты мог?

— В смысле?

— Вырубиться на таком фильме!

— Я всегда вырубаюсь, если фильм хреновый.

— У нас романтический вечер, между прочим.

— Да, верно, — сказал он. — Тогда да, прости. Кстати, чем кончилось?

— Иди ты в задницу! — сказала она с нежностью.

В Дублине принято выражать нежность, ругаясь последними словами.

Короче, вся эта тема, эта история с Дракулой для него ровно ничего не значила. И все же ему захотелось крови.

Захотелось отчаянно.

«Отчаянно» — это с недавних пор. Недавняя, ненавистная перемена. Хочется пить и пить кровь, жажда нестерпимая… Вот мерзость.

Когда это началось, он сам не знал. Но точно помнил, когда именно осознал свою жажду.

— Тебе какой стейк, прожаренный, не очень?

— Мне? Сырой.

Жена рассмеялась. Но он сказал чистую правду. Ему хотелось именно тот кусок мяса, который она держала над сковородкой! Вот этот, сырой, немедленно!.. К черту сковородку, зачем портить продукт? Он почувствовал, как борются между собой мыщцы его тела, мускулы шеи, мускулы челюстей: одни старались его удержать, другие за него вступились.

И тут он проснулся.

Но нет, он давно не спит: он стоит на кухне, уставившись на стейк, пожирая его глазами.

— Поджарь совсем чуть-чуть, — сказал он.

Она улыбнулась:

— Ты у меня дикарь.

Через несколько минут он воспользовался ее словами как лазейкой (мол, спокойно, я просто прикалываюсь, такой уж уродился), наклонился к обугленному мясу на своей тарелке и облизал его. Дети вздумали проделать то же самое, и вся компания перемазала носы бурым соусом. Он заставил себя забыть, что у него ломит челюсти, подавил в себе рык, желание кусаться. После ужина все уселись смотреть кино на диске. В общем, чудесный вечер. Честно-честно, все шло хорошо. Жизнь текла в нормальном русле. Какое-то время. Довольно долго. Несколько недель, как ему показалось. Однажды он заглянул в холодильник. На тарелке лежали два стейка из филейной части. Дожидались его. Да, наверное, прошло несколько недель, ведь Вера — жена — покупала стейки не так уж часто. Не то чтобы Вера закупала все или большую часть продуктов одна — просто возле мясной лавки она оказывалась чаще. Она покупала еду, он — вино. Она покупала мыло и туалетную бумагу. А он — вино. «Ты у меня дикарь».

Он схватил один стейк, отошел к мойке. Оглянулся через плечо — все нормально, никого — и сожрал стейк, наклонившись над мойкой. Нет, не сожрал. Сперва облизал, словно эскимо: холодный. Услышал, как зацокали по алюминию капли крови, почувствовал, как кровь сбегает по подбородку. Такое ощущение, будто это у него течет кровь. Он начал торопливо высасывать, пить. Не то: кровь должна быть теплой, сказал он себе. И страшно возненавидел себя за эту придирку: во даешь, сам себе ломаешь кайф, ищешь предлог снова… снова проделать… это… допустим, удовлетворить потребность, избежать ломки… так-так, значит, у него внезапно появилась зависимость от крови, а он и ухом не ведет, словно так и надо. Он зарычал — рыкнул как следует, мало не покажется. Оглянулся через плечо. Впрочем, теперь уже все пофиг. «Ты у меня дикарь». Он жевал мясо, пока оно не перестало быть мясом. Все, что осталось, выплюнул в мусорное ведро. Обтер подбородок, вымыл руки. Осмотрел рубашку: чистая. Пустил горячую воду, понаблюдал, как черные капли краснеют, розовеют, пропадают совсем. Взял из холодильника тарелку со вторым стейком, спихнул его в ведро. Завязал пакет, заправленный в ведро, достал, вынес на помойку.

— Где ужин? — спросила Вера.

— Что?

— Я купила два стейка. Вот здесь лежали. — Вера стояла у холодильника, распахнув дверцу.

— Они протухли, — сказал он.

— Не может быть!

— Протухли, — сказал он. — Воняли уже. Я их выбросил.

— Да что ты! Первосортные стейки, — изумилась она. — Куда выбросил, сюда? — Вера подошла к ведру.

— На помойку, — сказал он.

Черт, неожиданный поворот; надо было все наперед продумать.

— Пойду достану, — сказала она, направляясь к двери. — Прохиндей! — Это о мяснике.

— Не надо, — сказал он.

Он не встал, не попытался преградить ей дорогу. Остался сидеть за столом. Сердце в груди — его собственное мясо — неистово запрыгало, заколотилось.

— Он всегда нас хорошо обслуживал, — сказал он. — Если мы пойдем с ним ругаться, он… ну-у-у… отношения испортятся. Отношения продавца с клиентом.

Он упоенно слушал себя. Получалось убедительно.

— Там еще фарш есть, — продолжал он.

— Фарш я взяла детям, — возразила она. — На котлеты.