Олег Бондарь: Кольцо из склепа

Какое, в черта, проклятье?

Придумали байки-страшилки. Вторая половина двадцатого века на дворе!

Степаныч, председатель колхоза, рассудил здраво: чем пустовать зданию, лучше приспособить его для культурного досуга. Далековато – не беда. Захочет народ кино посмотреть, притопает, как миленький. Раньше вообще в райцентр ездили, а тут каких-то пара километров…

Ходил, правда, слушок, что хочет Степаныч этаким Макаром двух зайцев убить. Мол, прикарманил денежки на строительство нового клуба…

Только, не его это, Игоря, забота. Его дело – работать. Сказали расчищать, значит – расчищать…

Неужели, он, в самом деле, на генеральский клад наткнулся? Раньше считал, что разговоры о нем – враки.

Бабка рассказывала, в былые времена от кладоискателей отбою не было. Ночами всю усадьбу излопатили. Но, чтобы нашли что-то, Игорь не слышал.

Не там, значит, искали…

Земля уже порядочно размокла. Из-под гусениц вылетали комья грязи, некоторые из них доставали до кабины, пачкали сиденье, одежду и все вокруг. Но это – мелочи. Трактор уверенно двигался колеей. Что ему болото? Танки грязи не боятся. А трактор, по сути – тот же танк, только приспособленный для мирных целей.

И все же на душе было стремновато. Гусеницы гусеницами, а обрыв крутой и дорога под уклон. Того и гляди – свалишься.

Громыхнуло совсем рядом. Даже земля содрогнулась.

Игорь обеими руками вцепился в рычаги. Приближалось самое опасное место. Врезанная в склон дорога обвалилась, и места, чтобы проехать оставалось впритык.

Разумней было вернуться и объехать стороной. Заняло бы минут десять, не больше. Подняться наверх и прокататься по целине. Раньше там было поле, но уже несколько лет на нем ничего не сеяли. Степаныч надумал разбить фруктовый сад, только саженцы почему-то не завезли и сельчане использовали пустырь, как пастбище. Гусеничной «тэшке» путь показался бы легкой прогулкой, однако, Игорю такая мысль почему-то в голову не пришла.

Тяжелая машина соскользнула вниз, и некоторое время сунулась боком. До края обрыва оставалось совсем немного, и грунт в любое мгновенье мог обломиться под многотонной громадой.

Несмотря на ледяной ветер, свободно врывающийся в кабину, Игорю снова стало жарко. От охватившего напряжения он забыл дышать. Его выпученные от ужаса глаза пытались что-то рассмотреть за непрозрачной пеленой. Костяшки рук побелели, и он перестал их чувствовать.

Голова оказалась пустой.

Вакуум.

Ни надежды на спасение, ни зова о помощи.

Самое время подумать о грядущей вечности, но он обучался в обыкновенной советской школе. Привитый с детства атеизм подразумевал лишь вечную тьму.

И ее тень уже заслонила какую-то часть его мозга.

Но, кажись, пронесло.

Траки снова сцепились с землей. Машина содрогнулась, беспомощное скольжение прекратилось и, надрывно урча, железная громадина медленно продолжила целенаправленное движение.

– Ух… – вздох облегчения вырвался непроизвольно, сам собой.

И откуда столько воздуха скопилось?

Захотелось остановиться, перекурить, успокоиться. Но слишком рыхлой и ненадежной казалась почва. Только движение могло удержать трактор над обрывом.

Грязь отлетала от гусениц, размазывалась по лицу и ее тут же смывали, мощные, словно выпущенные из брандспойта, струи дождя.

Раньше, в хорошую погоду, даже при черепашьей скорости машины, дорога над обрывом занимала пару минут. Сейчас Игорю казалось, что он тащится вечность.

Снова загрохотало. Гром пересилил рев двигателя, оглушил. Содрогнувшаяся земля ощутимо тряхнула машину.

Сразу немного прояснилось. Поток воды трансформировался в моросящую пыль, и сквозь нее уже можно было что-то рассмотреть. Ветер тоже поутих, наверное, выдохся и теперь набирался сил для нового порыва.

Что это?

Видение из горячечного бреда. Лишь воспаленное болезнью воображение способно нарисовать столь чудную и нереальную картинку.

Таких женщин Игорь никогда раньше не видел. Разве что в фильмах о прошлом веке. В них барышни своими нарядами словно символизировали загнивание буржуазного строя. Об этом еще в школе толковал учитель истории Иван Сергеевич. Старик долго умел рассказывать о преимуществах социализма, но любимым его коньком были нравы и обычаи господ минувшего века. Всплыли в памяти его слова о том, что дамы носили платья, ткани которых хватило бы на то чтобы обшить целую деревню.

Во времена, когда отечественный ширпотреб стали уверенно вытеснять обтягивающие джинсы, это казалось несусветной дикостью. Игорь сам в десятом классе приобрел «левиса» и до сих пор щеголял в них на сельской дискотеке. Стильно, хотя старики морщились и кривили носы от возмущения. Но, что они понимают в моде?