Сергей Волков - Генератор

Господи, какая хрень лезет в голову! Все, спокойно, сержант! Соберись. До твоего последнего боя осталось всего несколько секунд.

Чтобы приободриться, тихонечко запеваю:

– «Последний бой, он трудный самый…»

Морщусь – песня звучит фальшиво, как призывы диктора на демонстрации. «Да здравствуют советские профсоюзы! Ура, товарищи!» Ни хрена не ура. К тому же у меня нет слуха и я не попадаю в ноты. До-ре-ми-фа-со-ля-си – господи, спаси!

На лестничной площадке второго этажа появляется темный силуэт первого умруна. Машинально передергиваю затвор. Из пулемета вылетает патрон и с костяным стуком скачет по доскам. Это все тоже от нервов. Я уже подготовил оружие к стрельбе. Подготовил – и забыл. Точнее, не забыл, а отвлекся на всякие глупые мысли о песнях и демонстрациях.

Умрун, размахивая руками, поднимается все выше и выше. За его спиной появляется второй. Пора! Пора, иначе эти твари могут начать бросать камни. Сила у них чудовищная, в это я уже убедился. Мне вполне хватит половинки кирпича в висок.

Стискиваю зубы – и жму на спусковой крючок РПК. Коридор заполняет упругий грохот, сизые струи порохового дыма бьют в стены. Звон гильз слышится мне волшебной музыкой, но еще милее цокот пуль о метлахскую плитку лестничной площадки.

Умруны оказываются весьма проворны. Едва я начинаю стрелять, как они падают на ступени и отползают. Надо же, а на первый взгляд эти гады кажутся неповоротливыми, точно водолазы в полном снаряжении, вынужденные передвигаться по суше.

Эх, жалко, нет гранат! Сейчас самое время закинуть в лестничный пролет пару «фенек». Ф-1 – страшное порождение человеческого военного гения. В закрытом пространстве осколки этой гранаты посекут всё и вся. Но гранат нет. Зато есть три бутылки с бензином. Во время войны их называли «коктейль Молотова». Бензин я нацедил из канистры, обнаруженной в оружейке. Что ж, посмотрим, как умруны относятся к такой вот огненной выпивке.

Достаю из нагрудного кармана рубашки спичечный коробок и замечаю, что пальцы дрожат, словно с перепоя. Ничего, это вполне объяснимо. Это все те же нервы. С ними можно справиться. О них нужно просто забыть. Скоро, уже совсем скоро мне станет не до отвлеченных умствований.

Пододвигаю к себе резко пахнущую бутылку, закупоренную тканевым шишом, чиркаю спичкой о коробок – и слышу резкий голос капитана Пархоменко:

– Сержант! Красников! Ты охренел там, что ли?! Мать твою, в кого стреляешь?!

Губы мои помимо воли растягивает глуповатая улыбка. Спасибо, господи! Слава тебе, КПСС! Пронесло! Шаги на лестнице, голоса – это были не умруны. Это капитан Пархоменко возвратился с подмогой.

Я отпихиваю бутылку с бензином, вскакиваю на ноги, выронив спички, и ору сквозь слезы и истерический хохот:

– А хрена ж вы молчите, ур-роды?! Греб вас всех перегреб! Долбозвоны, мать вашу!

– Успокойся, сержант, – примирительно басит Пархоменко, появляясь в коридоре. – Я ж не знал, как ты тут. Может, эти… в общем, тебя уже обглодали. Высунулся посмотреть – и на тебе гостинец. Прямо в хлебало, ха-ха!

– Ха-ха-ха!! – я сгибаюсь от смеха пополам. А чего, смешно же, в самом деле смешно – человек высунулся посмотреть, а ему в лицо очередь из РПК. Ха-ха-ха!

Пархоменко резко бьет меня ладонью по щеке. Рука у капитана тяжелая – я лечу к стене, сползаю по ней на пол. Голова в огне. Мысли перестают путаться.

– Все? – спрашивает Пархоменко.

– Все, – киваю я, а самого бьет крупная дрожь, как будто я заболел.

– На, выпей, – он сует мне початую бутылку коньяка. Не глядя на этикетку присасываюсь к горлышку. Коньяк хороший, мягкий. Наверняка капитан прихватил его в каком-нибудь магазине.

К нам подходят еще трое. Один в военной форме. Представляется городским военкомом. Двое других – крепкие мужики с испуганными лицами, одетые в спортивные костюмы – демонстрируют красные бабочки удостоверений. Ага, это местные «глубинники», сотрудники Средневолжского отделения КГБ.

Не глядя ставлю бутылку рядом с собой и спрашиваю:

– Это все?

– Все, – кивает Пархоменко. Он опускается на корточки, подхватывает коньяк и делает длинный глоток.

– А остальные?

– Больше никого не осталось, сержант, – говорит военком. Его фамилия Ахметов. По случаю праздника он в парадной офицерской форме, майорские звезды тускло светятся на погонах.

«Больше никого не осталось»… А люди? Тысячи жителей города, вышедших на демонстрацию? А милиция, пожарники, гаишники, учителя, врачи, городские службы? Начальство, в конце концов? Директора предприятий? Шишки из горкома, райисполкома – где они все?