Рэмси Кэмпбелл - Ужасы

На этот раз его разбудил дневной свет, при котором все события ночи казались нереальными, по крайней мере Дэвиду. Бабушка же выглядела так, будто в чем-то сомневалась. Она настояла на том, что сама приготовит завтрак, даже деду не позволила помочь. Когда с едой было покончено, пришло время вызывать такси. Дэвид сам спустил по лестнице чемодан и протащил его на колесиках к машине мимо рождественских декораций, которые при солнечном свете казались пыльными и поблекшими. У ворот дед с бабушкой обняли его, а бабушка еще раз прижала к груди, как будто забыла, что мгновение назад это сделала.

— Приезжайте снова к нам поскорее, — произнесла она неуверенно — возможно, оттого, что отвлеклась, бросив взгляд на улицу и на крышу.

Дэвид решил продемонстрировать, что стал мужчиной.

— Его не было там, бабуля. Это был просто сон.

Лицо ее затряслось, а глаза…

— Что такое, Дэви? О чем ты говоришь?

Внезапно он с ужасом понял, что просчитался, но теперь не оставалось ничего другого, как ответить:

— Прошлой ночью ничего такого снаружи не было.

Губы у бабушки слишком сильно дрожали, чтобы удержать торжествующую улыбку.

— Так ты тоже его слышал!

— Нет, — запротестовал было Дэвид, но мать уже схватила его за руку.

— Довольно, — заявила она таким тоном, какого раньше он никогда у нее не слышал. — Мы опоздаем на поезд. Берегите друг друга! — выпалила она родителям и запихнула Дэвида в такси. Всю дорогу, пока они ехали по улицам, полным безжизненной рождественской мишуры, а потом тряслись в поезде, у нее не нашлось для Дэвида других слов, кроме как:

— Оставь меня в покое.

Мать, вероятно, сердилась на него за то, что он напугал бабушку. Дэвид вспомнил об этом два месяца спустя, когда бабушка умерла. На похоронах он думал о том, каким тяжелым должен быть ящик с ее телом, который несли на плечах четверо мрачных мужчин. Исполненный сознания своей вины, мальчик сдерживал слезы все время, пока дедушка плакал на груди у мамы. А когда Дэвид хотел бросить горсть земли на опущенный в яму гроб, свирепый порыв ветра смел землю с его ладони, словно сама бабушка сдула ее своим гневным дыханием. В конце концов машины вернулись к дому, теперь только дедушкиному, где множество людей, которых Дэвид прежде не встречал, ели бутерброды, приготовленные его матерью, и один за другим повторяли, как он сильно подрос. Мальчик понимал, что должен притворяться, и жалел, что мать на целых два дня отпросилась с работы, чтобы переночевать у деда. Но когда гости ушли, он почувствовал себя еще более одиноким. Дедушка прервал тягостное молчание словами:

— Дэви, ты как будто хочешь о чем-то спросить. Не стесняйся.

Дэвид не был уверен, что ему действительно этого хочется, но из вежливости, произнес:

— Что случилось с бабушкой?

— Люди меняются, когда стареют, сынок. Ты сам в этом убедишься. Что ж, она все-таки была твоей бабушкой.

Это прозвучало скорее зловеще, чем успокаивающе.

Дэвиду не хотелось расспрашивать, как она умерла, и он едва вымолвил:

— Я имел в виду — куда она ушла?

— Я не могу тебе ответить, сынок. Все мы в свое время узнаем это.

Возможно, маме слова деда показались не очень-то утешительными, поэтому она поспешила добавить:

— Я думаю, это все равно что превратиться в бабочку, Дэвид. Наше тело — это просто куколка, которую мы покидаем.

Боясь услышать что-нибудь еще похуже и оживить неприятные воспоминания, он прикинулся, что вполне удовлетворен таким объяснением. Очевидно, ему удалось убедить мать, потому что она сказала, повернувшись к деду:

— Как бы я хотела еще хоть раз увидеть маму!

— Она была похожа на куклу.

— Нет, увидеть живой.

— Не думаю, что тебе было бы приятно, Джейн. Старайся вспоминать ее прежней, и я буду делать то же самое. И ты, Дэви, верно?

Дэвиду не хотелось даже думать о том, что произошло бы, ответь он неправильно.

— Я постараюсь, — произнес мальчик.

Но, кажется, взрослые ожидали от него чего-то большего.

Ему не терпелось сменить тему разговора, но в голову лезли лишь мысли о том, каким опустевшим выглядит дом без пышного рождественского убранства. Чтобы случайно не проговориться, он спросил:

— Куда деваются все украшения?

— Они тоже умирают, сынок. Они всегда принадлежали Доре.

Дэвид все больше убеждался в том, что лучше ни о чем не спрашивать. Он подумал, что взрослым, наверное, хочется поговорить наедине. Во всяком случае, они не станут спорить, как спорили его мать с отцом. Дэвиду всегда казалось, что, ругаясь, они обвиняют его в своем неудавшемся браке. По крайней мере, сегодня ему не будут мешать спать жужжание и назойливый свет. Ветер заглушал голоса внизу, и хотя, судя по всему, беседа была мирной, мальчик догадывался, что речь шла о нем. Говорили ли они о том, что он напугал бабушку до смерти?