Оксана Бердочкина - Звездочет поневоле

«Время мое, что отпущено мне, стоит дорого, и если мне его отпускают, значит ли это, что на время удерживают?», – с игрой жанра поинтересовался дьявол, зажигая свой утомительный сезон отбора. Мутный старик, что бледнел от волнений, разорвал браслет на руке, обронив золотую змейку на залитый кровью палас, сиюминутно что-то ударило ему в грудь, и он смиренно покорился смерти.

«Тревога – это предвкушение любви и ненависти. Подобное сравнимо с величиной глубин и ее поверхностей. Люблю твою подлую душу… Всем сердцем, какого, увы, не имею», – произнес Сатанинский, прощая испуганного наблюдателя в накрахмаленных манжетах, в тот момент убитый им старик с трудом вырвался из тела, бренно ощущая редкую металлическую боль, тяжесть и неприязнь атмосферы. Сатанинский задержал его душу рукой, с интересом всмотревшись в неподвижное тело, словно упредил еще возможное возвращение старика. Уже не ощущая боль от нанесенного ей удара, но объятая печалью и непониманием вещей душа старика замерла подле дьявола.

«Моя сущность…, – с глубиной подтвердил Февраль. – У тебя будет еще много браслетов, ничего не исчезнет, но ты будешь должен пойти со мной, за мной и еще останешься должен. Разрешаю чихнуть на все возможные обречения и быть беззаботно глупым, не думая о своем невозможном искуплении. Люди как сдача, их двести погибнет во имя тысячи», – твердо закончив, Февраль искусно склонился, дабы разглядеть лицо еще теплого тела, сила сердца еще дышала в опустевшем сосуде, и душа старика с печалью отвернулась, ощущая свою новую извечную привязанность. «Пошел вон! За стенку!», – капризно прокричал Февраль, указывая жестом на решение выхода – утопию коридоров.

В комнату влетел голубь – этот момент все присутствующие запомнят и пронесут через все свои состоянья, через время, через темноту и свет.

«Как, странно, что птица влетела не через окно», – подумалось Сатанинскому. И вправду, он так нежно впорхнул через открытые двери, что вели в утопию темных коридоров, за которыми пряталась та самая сумасшедшая лестница и еще более лиловелось яблоко, показывая свой необычный блеск. Послышались уместные в их моменте шаги, и влетевшая птица необъяснимо исчезла.

«Вы готовы увидеть того, от кого вы теперь зависите?», – обернувшись к участнику дневного процесса, дьявол необычно потряс кистью руки, словно скидывал возможное отрицание действия, и тот еще более застыл, выражая свое сиюминутное желание.

«Нельзя сказать происходящему стоп?», – поинтересовался испуганный Господин Манжет.

«Нельзя, ибо вы сами заплатили за это шоу», – промолвил Сатанинский, с ласковой улыбкой встречая вошедшего гостя.

«Ну, вот тот самый свидетель от Бога. Вы даже не представляете, перед кем я встал на колени, и из чьих рук я испил вино, чтобы „Он“ вошел сейчас в эту мрачную для его морали компанию. Шуга, я прошу вас быть здесь, как дома. Обратите внимание на этого пациента. Он окончательно болен, ему нужна ваша помощь», – обратился Сатанинский к Сахарному человеку, глядя в его каменное лицо, не отпускал связи.

«Вы хотите, чтобы я за него помолился?», – Шуга насмешливо перебил, закладывая руку под пиджак.

«Шуга, вы меня отвлекаете, я говорил, нашему пациенту, что коллекционирую жесты!», – внезапно вскричал Сатанинский и ближе примкнул к руке Сахарного.

«Я рассказал ему, что был такой парень на банкете в Монреале, расстегнул пиджак и произнес: „Это просто катастрофа“, так и разбился он ровно через сорок дней, как Бог головой об свое собственное царство! Давайте присядем же, я ждал это великое обстоятельство, я хотел его больше года и для меня это очень много, поверьте, господа. Вот только долго ли мне еще ждать мои красные – красные розы?», – с усмешкой поинтересовался Сатанинский, раскрывая свой черный секретер, полный бумаг и пожелтевших записок.

«Ах, эти рожи-вельможи, эти одинаково зубастые. Скольких я сжег, скольких уничтожил, не оставив ни частицы памяти… Кажется, дождь покажет себя. Недолго ждать осталось».

Господин Сатанинский раскрыл разноцветье оконных стекол и в комнату внеслись волнительные порывы свежего воздуха.

«Капор, брысь, не подглядывай, разбойник!», – обратился Февраль к затаившемуся псу, что кряхтел за русской печью и, сдвинув камень своего особенного перстня, что-то сладко слизнул, занося в привкусы оттенки неизвестного.

«Волчий прибудет после шести, Господин „Вешайтесь Все“ уже получил намек, а вот где же мои черти, где их ангелы носят?».