Оксана Бердочкина - Звездочет поневоле

Июнь обольстился перед крепкой рукой, это напомнило ему новогодний сюрприз, итогом которого станет утренний пунш. «В самом деле, от праздника вам не уйти, я предлагаю вам пройти вовнутрь», – пригласил Сатанинский, отпуская руку спасенного, и внезапно исчез, словно запах. Сам же Июнь, не обращая внимания на стечение обстоятельств, растворился в оживленной, сосредоточенной на своем атмосфере. «Не вздумайте это воровать…», – кто-то шепнул ему, когда он слизывал каплю темного меда с глубины крохотной серебряной ложечки для десерта.

«Мой мозг не культивирует гостеприимство», – отвечал сам себе, посмеявшись, расслабленный во всю плоть Июнь. «Думаешь, что дьявол способен спасать?», – продолжало что-то близкое ему.

«Я думаю о винопитии и полинезийском закате», – продолжал Июнь.

«Нет, ты не можешь об этом думать, потому что это не мучительный выбор, это только способ, как отдохнуть голове. Июньььь…», – затянуло что-то в самые раковины, будто карало его своим шепотом.

«Здесь самые крутые парни, я не потеряюсь, это всё мое», – и он дотянул мятный чай, возжелав что-то более существенное, как ему казалось.

«Ты шел, источая мысли, я гнал тебя, ты должен был упасть. Паденье стало бы твоим предлогом, твоей особой возможностью, твоим счастливым билетом, зачем ты позволил дьяволу спасти себя? Он увел тебя от Его дороги».

«Кто ты?», – замешался Июнь, сам в себе перепрыгнув самую высокую планку страха. «Чья дорога? Я на своем месте всё, что желал, всё поменял в своей жизни».

«Зачем глубоко думать о том, что улизнуло от тебя, что недоступно тебе. Почувствуй свои руки, они влажные, как твои скорые слезы».

« Счастье очень хрупкий фонарик, бывало, так поманит издалека, заразит своим духом, надеждой, а после пропадет с горизонта, словно кто-то украл, не то подло унес в неизвестность ».

С тех пор он всё чаще слышал какого-то нового себя. Посылая флотилии, наполненные оправданьями, в самое сердце, списал всё на миражи своего возможного сифилиса. «Да, бессонница, голос изнутри… Вряд ли я посланник Бога. Это просто бактерия, вращающаяся вокруг своей оси». Идя прочь, Июнь осознавал, что нечто удерживает его здесь, или же нет, скорее нечто пригласило его сюда. «Кто эти скелеты, лики? Эти кто имеют послевкусие своих присутствий, язык весь связали своим „вяжет“ хурмы начинки кожицы». Его вина революционирует в истребленье, одни сожаленья остались, одни пересчеты, что не догнал, что не успел. Заморозит глаза своим безразличием, достанет пальто из пустого шкафа, выпьет немного сухого вина, хотя очень желалось сладкого, и вполне гармоничен с теми, кто изменяет мир. «Да на тебе эту власть! Отравись, наконец, иуда! Тебя злит, оттого что кто-то способен думать лучше, чем ты. Разум может быть только у тех, кто содержит свой дух в чистоте, всё остальное лишь попытки физических напряжений, сочетаемых с работой центральной нервной системы. Обыкновенная физика. Дистиллированная насыщенная полезными элементами вода с ценой, более чем минимальный оклад, в отношения разума не спасает».

«Я хочу быть один, я хочу быть один», – источал Июнь, трогая пробитую переносицу, уносясь в морозную звездную ночь, овладевая всё большими вопросами. Неожиданно узрел в своем сне белое пятнышко, напомнившее ему докторский халат, и это что-то комментировало его пагубное неизбежное перед собой действие. «Ну вот, еще вдохните, ну вот… вдохните и эти крошки. Вы молодец, только не делайте рекламу плохому. Мой деятель», – забавляясь, лукавил некто, всё, привирая на пустом месте, скидывал в бездну благородную сущность.

Вот так в самый нежный расслабленный день Июнь Июлич Никакой был затянут дьявольской пургой. Его несли огненные кони прочь через зимнюю Москву, загоняя в зазеркалье грешности, в грустную до пыток ночь. Отныне и во веки веков вечный неистребляемый смысл запрет свои ворота пред ним, поддав лишь успешный до поры до времени бизнес по передаче адского снега в традиционных портфелях.

Плетистые розы лишались поврежденных ветвей, заглядываясь в стеклопакеты знойного дня, когда Июнь Июлич уж по другу велся без оглядки, и что-то ужасное слушал о связях, старательно избегая глаголившего рта собеседника.

«Ах, Июнь Июлич, ну на что вам эта эпоха перекрестков? Эти битвы цветов, эмоций, этот развращенный пир? Дерзайте к нам в преисподнюю, там еще слаще…», – явственно произнесло Пятнышко, задумавшись в наставлениях. «Завтра, друг мой, вы должны быть в городе Fecamp, это портовый городок на берегу пролива Ла-Манш, добирайтесь туда, как хотите, главное – успейте заглянуть в местную церковь, там до сих пор можно лицезреть кровь Христову. Так познавательно, друг мой, так познавательно. Только помните, что в полночь отбывает ваше судно, на котором вам, увы, не придется спать. Впрочем, мы позаботимся о ваших сосудах».