Тим Каррэн - Червь

Вот только какое-то нехорошее чувство не покидало ее.

Что-то было не так.

И тут она поняла, что именно.

Джесси.

Джесси никогда не спит так долго.

Нет, нет, нет, нет, нет… только не это…

Кэтлин взлетела по ступеням, бросилась по коридору, и на полпути наступила в черную жижу, текущую из ванной. Ноги подлетели вверх, и она рухнула на пол, больно ударившись затылком.

Когда она открыла глаза, то не могла понять, две минуты прошло или двадцать. Какое-то время перед глазами все плыло, потом голова стала медленно проясняться. Она лежала в луже отвратительной черной жижи, промокшая насквозь. Грязь уже успела загустеть вокруг нее, как жидкий бетон.

Кэтлин села прямо, голова кружилась. В затылке пульсировала тупая боль.

Боже, она вся в этой дряни.

Джесси. Добраться до Джесси.

Она заставила себя подняться на ноги. И увидела, что почти вся ванна затоплена грязью. Темной, жидкой и пахучей. Слизистый след тянулся к двери в конце коридора. Там была комната Джесси. Детская, как ее называла мать Пэта.

О, боже, нет…

Схватив кочергу, она бросилась туда и влетела в комнату, молясь, надеясь, взывая к любому богу, который мог бы ей помочь. Никогда это не было для не так важно. Так жизненно важно. Сделав от двери шага три, она запнулась обо что-то и рухнула лицом вниз, кочерга зазвенела по полу.

Что это… обо что я запнулась… обо что-то мягкое.

Поднявшись на ноги, она с зловещей отчетливостью увидела на кроватке черную слизь — она стекала через перегородки и капала на пол — шлеп, шлеп.

Кэтлин закричала, бросилась к кроватке, схватилась за край, заглянула в нее и увидела, что там… ничего нет. Кроватка была пуста. Абсолютно пуста, за исключением черной гадости, покрывавшей детские одеяльца и подушечки. Похожей на отвратительную смесь грязи, тухлой воды, и черных, слипшихся листьев со дна пруда.

С ее рта сорвался крик, комната закружилась вокруг, сердце бешено заколотилось, а дыхание стало напоминать свист кузнечных мехов. В комнате потемнело, как будто зашло солнце. Она почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Голову заполнила тьма, и Кэтлин упала на колени, опустошенная страхом, лишенная каких-либо чувств. Это были последствия абсолютного ужаса, когда мозг проигрывает наихудший сценарий.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она смогла двигаться и воспроизводить даже простейшую рациональную мысль. По полу ползли тени. Сквозь жалюзи проникал скудный свет.

Она стала выходить из оцепенения.

Ей пришлось включить свет и действовать очень тихо. Внутренний голос пытался ободрить ее, как во время поисков Пэта. Она уже не сомневалась, что что-то грязное и ужасное проникло в эту комнату и схватило ее сына. Она не знала, что именно, но голос настаивал, что это та же змея, которая забрала Пэта.

И теперь она была в доме.

В ее доме.

Она убила ее мужа, а теперь ее новорожденного сына. В глубине души ей хотелось кричать, рвать и метать, но она не стала этого делать. Кричать не было смысла. Кричать — значит выражать ужас и звать на помощь, но не было такого вентиля, который освободил бы сидящий в ней кошмар, и помощи ждать было не от кого.

То, что она будет делать, она будет делать одна.

Змея где-то здесь, и она найдет ее.

Сейчас ей хотелось лишь одного — выследить тварь и уничтожить.

Все же не смотря на всю ненависть и решимость, она опустилась на пол и разрыдалась, — ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК? ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК?

Ева Юнг лежала на кровати в полудреме, думая, мечтая, размышляя об артериях, венах и капиллярах. Она использовала именно эти слова, хотя знала, что на самом деле думает о трубах . О трубах, соединяющих город с водонасосными станциями и заводом по очистке сточных вод. Целая сеть, объединяющая дома и фабрики, офисные здания и «многоквартирники», как артерии, вены и капилляры объединяют систему органов в единое целое.

Ну, разве не забавно? Разве не странно?

Поступает вода, а выходят отходы, как у живого существа. Хорошая, чистая вода приходила через узкие трубы и акведуки, а вся дрянь засасывалась в подземные темные каналы сырых кирпичных катакомб, где сновали крысы, а в реках грязи плавали всякие твари. Все уходило туда — моча, дерьмо, бытовые стоки, топленое свиное сало, клочки волос, менструальная кровь, старые спагетти и животный жир, все гниющие отходы, растительного и животного происхождения, побочные продукты человеческой жизнедеятельности.