Дмитрий Герасимов: Крест в круге

В левой части комнаты, в самом углу находилось операторское место. Оператор сидел на вращающемся кресле, чтобы иметь возможность наблюдать за мониторами, висящими на стене. Экран каждого монитора был поделен на множество квадратиков – по числу камер наблюдения – и непрерывно демонстрировал картинки меняющейся жизни отеля.

За соседним столом с тремя телефонами, рядом с оператором, обитал старший смены. За двенадцать часов дежурства он редко покидал операторскую. Время от времени он делал немногословные пометки в дежурном журнале обо всех, даже самых мелких, происшествиях и результатах поэтажного обхода отеля:

Все остальное убранство операторской комнаты состояло из пыльного стеклянного шкафчика, в котором лениво шуршали магнитной пленкой два пишущих плеера, боксерской груши, застывшей под потолком в углу, и трех стульев, обитых липким дерматином. В самом дальнем конце помещения, за веселым плакатом с изображением Ван-Дамма, находилась еще одна дверь – с металлической решеткой. Она скрывала душную каморку, почему-то именовавшуюся «оружейной комнатой». На деле, из всех видов оружия в ней находились только стул, тумбочка и шершавый ящик, в который еще до официального открытия отеля высыпали дюжину наручников и десяток резиновых палок. Комнату открывали нечасто. Иногда ночью в нее помещали непослушных и несговорчивых «залетных» проституток, вздумавших промышлять на чужой территории и отказывавшихся платить дань.

Главным неудобством операторской была металлическая лестница, ввинченная в пол, о которую непременно ударялся всякий, кто по забывчивости совершал стремительные передвижения по комнате. Лестница вела на антрессоль – тесное и темное помещение, на манер кладовки, где хранились зимние куртки, шапки и варежки.

Вадим переступил порог операторской в тот самый момент, когда на табло тревоги вспыхнула лампочка с номером 222. Пульт хрюкнул, и комната наполнилась жалобным писком. Жора Зевкович поморщился и, оторвавшись от детектива в пестрой обложке, разложенного прямо поверх дежурного журнала, страдальчески вздохнул:

– Коля, убери этот звук! На нервы действует.

Ефремов щелкнул клавишей и уставился на табло.

– Двести двадцать второй… Позвонишь?

– Позвони сам, – ответил Зевкович и опять углубился в чтение.

Вадим застыл на пороге, вновь охваченный странным тревожным предчувствием.

Лампочки, вспыхивающие с противным писком на табло, никого давно не удивляли и не тревожили. Такие сигналы поступали десять – пятнадцать раз за смену. И почти всегда это означало одно: гость ошибся кнопкой. Дело в том, что по странному замыслу планировщиков апартаментов клавиша сигнала тревоги была не только как две капли воды похожа на выключатель света, но и располагалась от него на расстоянии ладони. Еще один способ позвать на помощь был не менее странным. В ванной комнате, между шторкой душа и полотенцесушителем, тоскливо болтался красный шнурок, за который, естественно, дергали все, кто, принимая ванну, пытался дотянуться до полотенец. Таким образом, тревожная светомузыка в операторской была явлением привычным и ни к чему не обязывающим. Сотрудник смены обычно снимал трубку телефона и, набрав на нем три цифры, горящие на табло, умирающим от тоски голосом цедил заученное:

– Good afternoon! Security department. Have you got troubles? Oh, you must be pressed on the button SOS, or you pulled down the red cord in your bathroom!» [2]

Ефремов подержал трубку на весу, давая возможность Зевковичу послушать длинные безответные гудки, и вздохнул, наморщив лоб:

– Не отвечают…

Он уже собирался положить трубку на рычаг, когда вдруг гудки оборвались, и чей-то высокий голос задребезжал в мембране:

– Ребята… ребята… алло!

Ефремов включил громкую связь и внушительно произнес:

– Служба безопасности.

– Ребята! – надрывался голос. – Это я… Андрей… Белл-бой! Мужики!

– Чего орешь? – резонно поинтересовался Ефремов и бросил быстрый взгляд на Зевковича. Тот отложил книжку и снял очки.

– Мужики! Здесь трупешник! Трупешник здесь, мужики!

Читать дальше