А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом

Дело близилось к вечеру. Они как раз собирались остановиться, чтобы перекусить, и тут наткнулись на мертвую ласку. Она была разделана так же тщательно, как и кролик. Блур торжествующе поднял шкурку, всем своим видом давая понять, что успех и хорошие денежки им обеспечены.

— Сам Кертин не сделал бы лучше, — сказал он, вертя шкурку в руках.

— Что ты имеешь в виду?

— Его профессию. Он снимает с животных шкуры — разумеется, с мертвых животных — и потом использует их скелеты, чтобы сделать форму, обычно из стекловолокна, если только животное не совсем мелкое. За ужином Блур продолжил:

— Однажды он пригласил меня к себе в мастерскую. Он тогда набивал пуму, которую ему передали из зоопарка. Пума померла от старости, и он должен был сделать чучело для

какого-то там музея в Уэльсе. Насколько я понимаю, чтобы сделать чучело большой кошки, нужно несколько недель, но я был у него в тот день, когда он снимал с нее шкуру.

Блур отставил в сторону свою бумажную тарелку и закурил. Тени вокруг поляны сгущались, небо постепенно темнело, хотя время было еще не позднее — около шести.

— Он повесил труп вверх ногами на цепь, прикрепленную к балке на потолке. Знаешь, это удивительно: как легко сходит кожа. Он слегка тянет, она сходит на дюйм, он опять тянет, она опять сходит, и так — до конца. Потом он взял скальпель и осторожно очистил шкуру от жира и хрящей. Это так странно — смотреть на освежеванную тушу, безглазую... когда видны все мускулы и сухожилия. По-своему это даже красиво.

Хендерсон поставил на примус котелок, чтобы хоть чем-то себя занять и не смотреть на Блура, на лице которого отражалась странная смесь отвращения и восхищения.

— А что он делает с тушей? — спросил Хендерсон.

— Он вызывает людей с живодерни. Они приезжают и забирают ее. А если животное очень маленькое — птица там или ласка, — тогда он просто выбрасывает тушку в поле. Наверное, у его мастерской ошивается целая стая довольных и толстых лис.

— То есть те чучела из музеев — это совсем не животные, а просто шкура с чем-то вроде гипса внутри?

— Точно. Кертин обычно использует пористый пластик. Он такой легкий, что здоровенного тигра запросто можно поднять одной рукой.

— Как-то даже и неинтересно, правда?

— Да нет. Все зависит от того, что ты считаешь сущностью животного — шкуру или тушу. Потому что, когда ты снял шкуру с животного, у тебя остаются две вещи: кусок мяса и шкура. Собственно, ты только шкуру и видел, когда животное было еще живым.

— Но это лишь оболочка.

— Каждый из нас — та же самая оболочка. — Блур как-то странно скривился, прикуривая очередную сигарету. — Что тебе было бы приятней увидеть в музее... или дома в гостиной, уж если на то пошло.,, окровавленную тушу или набитую шкуру? Лично я знаю, что мне больше нравится.

Логика Блура показалась Хендерсону не особенно убедительной. Да, профессионально сделанное чучело в стеклянной витрине эстетически более привлекательно, чем кусок окровавленного мяса. Но если выкинуть сердце зверя в мусорную корзину и выскрести мозги у него из черепа, то можно ли называть то, что осталось, животным — пусть даже и чучелом животного?

— Так что насчет моей жены? — внезапно спросил Блур. — Как на твой взгляд, она привлекательная женщина?

Хендерсон попробовал подобрать наиболее подходящий ответ, но в конце концов пробормотал:

— Я не знаю. Я не... Ну, понимаешь... я не воспринимаю ее в этом смысле. Для меня она просто твоя жена.

— Но она очень красивая женщина. И я даже не сомневаюсь, что ты считаешь ее привлекательной.

— Ну да, конечно, она привлекательная. Я только не понимаю, при чем тут она.

— Просто я уточняю. — Блур затянулся в последний раз и потушил сигарету, которая догорела почти до фильтра. — Мы видим только поверхность вещей, понимаешь? Только их оболочку.

Голубое пламя в примусе мигнуло и погасло.

— Черт, — выдохнул Хендерсон. Вода еще не закипела. — У тебя есть еще газовые баллоны?

— Там, — Блур показал на свой рюкзак, — в боковом кармане.

Хендерсон перепутал стороны, перетряхнул один из карманов, но ничего не нашел.

— Кинь мне фонарик, ага?

Блур передал ему фонарик-карандаш, который носил в нагрудном кармане куртки, и Хендерсон снова полез в рюкзак.

В глаза бросилась краснота.

Боковой карман был набит мятыми тряпками в пятнах и потеках засохшей крови. Какой-то глубинный инстинкт подсказал Хендерсону, что лучше не говорить Блуру об этом открытии, но вид крови заставил его разволноваться, и он так и остался стоять, нагнувшись над рюкзаком, даже после того как нашел баллон. Голос Блура привел его в чувство: