Игорь Денисов - Судья

— Что вы об этом думаете? — спросил Быстров. — Вы все еще настаиваете, чтобы я оставил Белкина в покое?

— Я беспокоюсь о вас. Вы можете сломать зубы. Если говорить о Судье, то эти малолетки избрали Его в качестве образца для подражания. Но несет ли Он за это ответственность? Спорный вопрос.

— Точилин убит, — невпопад ответил Быстров.

Покровский, казалось, вовсе не удивился.

— Вот видите, — он помолчал. — Судья?

Быстров нахмурился.

— Нет. С чего вы взяли?

Павел покачал головой. Быстров сказал:

— Я думаю, это дело рук Баринова. Как и заказное убийство его жены и сына.

После короткого молчания Павел спросил:

— Это убийство, которое вы мне показали, оно ведь не единственное?

— Нет. За последний месяц зарегистрировано еще шесть ритуальных убийств.

Покровский неожиданно сменил тему.

— Через месяц День Города. Насколько я знаю, в парке будет шумное гулянье.

— Да.

Покровский улыбнулся.

— Я вам советую быть там.

— И не в первый раз. Может, объясните наконец, что случится в этом чертовом парке?

Одарив его усталым взглядом, Покровский отдал честь.

— До встречи, капитан.

Быстров смотрел, как удаляется его согнутая скрытыми тревогами спина.

Он влез в микроавтобус. Саня, обернувшись, спросил:

— Кофе будешь?

Павел настоял на том, чтобы Инна посетила врача.

— Ничего не бойся. Я пойду с тобой.

— Нет. Я пойду одна.

— Кто последний? — спросила Инна хриплым от волнения голосом.

Женщины в очереди повернули головы в ее сторону. Колючие взгляды пронзили раскаленными иглами. Инне захотелось провалиться сквозь землю.

— Я последняя, — холодно ответила женщина средних лет, некрасивая, с крючковатым носом. — У вас на сколько талончик?

— На десять часов.

— Вы последняя будете. У меня на полдесятого.

— Хорошо, — пролепетала Инна.

Она присела на краешек исписанной непристойностями скамейки, сдвинув ноги. Девушка не поднимала глаз. Все, что она видела — свои побелевшие пальцы, вцепившиеся в сумочку.

Мучительно тянулись минуты. Женщины, одна за другой, с тяжелым вздохом входили в кабинет, который спустя время выплевывал их, проклинающих все на свете, плачущих, униженных.

Вот и женщина с крючком вместо носа встала и, перекрестившись, вошла в кабинет. Инна сжала сумочку. Что ее ожидает? Пошлют на анализ крови. Инна с ужасом вспомнила, какой гадостью пичкала себя. Конечно, она уже давно не пила и не кололась, кроме того дня, когда, перепугавшись, сбежала от Павла к Илье. Эта минута слабости может бог знает как повредить ребенку.

Женщина вышла, кивнула. Инна с трудом встала, на деревянных ногах подошла к двери. Перед глазами все плыло. Она потянула дверь на себя.

Жирная как слон женщина-врач сидит за столом, вносит запись в журнал посещений. Ассистентка с покрытым оспинами лицом у хромированного столика гремит инструментами. Полумрак прорезает слепящий свет четырехглазого чудовища на тонкой стальной шее.

Инна застыла на пороге, моргая. Женщина-врач подняла голову, с усталой ненавистью взглянула на пациентку.

— Ну, чего тормозишь? Иди сюда, не укушу. Талон давай. Медицинская карта где?

Инна протянула ей медицинскую карту. Врач, заглянув в карту, задала вопрос. Инна, дернув головой, переспросила:

— Что?

— Ты глухая или тупая? — врач сощурилась. — Или ты под кайфом?

— Нет, — прошептала Инна, глядя на жестокое жирное лицо с мясистыми губами.

Ассистентка, не поворачиваясь, сказала сурово:

— Трахаются под забором, потом по врачам бегают.

Инна промолчала. Она поняла, какой ее считают, и что в ее случае их презрение оправдано. Сколько таких, как она, ежедневно входят сюда, потупив глаза?

Врач, шмыгая носом, протянула ей талон.

— Дуй в лаборантскую на анализ мочи. Баночку взяла с собой?

— Да, — с облегчением выдохнула Инна. Схватив бумажку, выскочила из кабинета, где воздух пропитан запахами спирта и унижения.

Она сделает все анализы на свете, прыгнет с высотного здания, если надо — только бы на нее больше не рявкали.

Спустя полчаса она вновь предстала пред ясные очи врачихи.

— Ложись, — женщина указала на медицинское кресло. — Юбку задрать, трусы снять. Ноги раздвинь.

Чужие грубые руки в резиновых перчатках ощупывали ее, причиняли боль. Инна закусила губу, чтобы не завыть.

— Тошнота была? Сонливость? Из трубы текло? Ноги раздвинь, говорю!

Спустя вечность ей велели встать. Врач села за стол, нацарапала на бумажке несколько слов.