Игорь Денисов - Судья

Инна рассмеялась.

— Ты разговаривала во сне.

— Да, — сказала Вероника. — Я видела папу.

— Папу? — Инна схватила дочь за руку, снова тревожась. — Доченька, как он выглядел? У него были длинные ногти? Он стоял в яме и звал тебя к себе?

— Нет, — Вероника скривила губы и одновременно нахмурила брови, да еще наморщила нос. — Зовут к себе мертвецы. А папа живой.

— Нет, Вероника. Папа умер. Я сама видела. Папа в деревянном ящике, лежит под землей.

— Папа не может лежать под землей, — серьезно сказала Вероника. — Если папа будет лежать под землей, он задохнется.

— Папа не может задохнуться, — сказала Инна, чувствуя себя все большей идиоткой. — Папа не дышит. Он умер.

— Нет, не умер. Он просто снял костюм.

— Какой костюм?

— Который в ящик положили, да в землю зарыли, — пропела Вероника, выпростав из-под одеяла ручку. Поднесла к глазам ладонь, пошевелила пальчиками. С любопытством глядя, как они шевелятся, сказала:

— Папа вылез из костюма. Он теперь там, — она сжала ручку в кулачок, вытянув указательный палец, который указал на потолок.

Инна не нашлась с ответом.

— Что же сказал папа?

— Ничего, только сделал так.

Вероника указательными пальцами обеих рук нарисовала в воздухе сердечко.

— Это значит «я тебя люблю». Папа так сделал в тот день, когда в тебя стреляли.

Инна похолодела. Вероника не может знать!

— Скажи, мамочка, тебе было больно?

Мамочка, лишившись дара речи, ограничилась кивком.

— Бедняга, — дочь погладила ее по руке. — Вот видишь, в тебя стреляли, и ты у-мер-ла. Тебя же не зарыли в землю.

Инна пожала плечами, растерянно улыбаясь.

— Ну да. А папу зарыли.

— Кто?

— Могильщики.

— Они, наверное, ужасно злые. Как можно зарыть нашего папу в землю? Он такой красивый. И хороший.

— Да, — Инна почувствовала, к горлу подступает ком. — Очень, очень хороший.

— И ты хорошая.

— Спасибо. Да, и я хорошая.

— И я хорошая, и все хорошие, — Вероника причмокнула губами. — Даже могильщики, хоть они и дураки.

Инна, нервно смеясь, потрепала ее по голове.

— Ладно, бог с ними. Ты кушать хочешь?

— Да.

— Суп будешь?

Девочка скривилась.

— Н-не… если я съем суп, я умру, и могильщики зароют меня в землю. В деревянном ящике.

— Надо кушать суп.

Вероника обреченно вздохнула.

— Ох! Ну ладно. Суп так суп. Ты же больше ничего варить не умеешь.

— Не ворчи. Сначала суп, потом картошку пожарю.

— А потом?

— А потом… угадай, что?

— Опять суп.

— А вот и нет! Чай с тортом.

— Здорово, — оживилась Вероника. — Мама, от тебя иногда бывает толк!

Инна встала и, сдерживая улыбку, строгим голосом сказала:

— Но сначала — суп.

— Б-е-э-э! — сказала Вероника, отворачиваясь к стене. — Я умерла. Я отравилась супом. Я лежу под землей в деревянном ящике.

— Фантазерка! — Инна, улыбаясь, направила стопы в кухню. Никакая ее дочь не ангел. Такая же, как все дети — не любит суп, а любит чай с тортом.

Ночью, когда Вероника уже видела десятый сон, Инна сидела у себя в комнате. На столе стоял магнитофон. На голове Инны красовались большие наушники. Хмурясь, она разглядывала кассету.

Она знала, что нельзя ее слушать. Это может привести к великим бедам. Но запись манила ее, как манят кладбища и заброшенные церкви.

В ее сознании прозвучал голос дочери: «Нельзя ничего бояться!»

Инна вставила кассету в магнитофон и включила запись.

Шорох пленки.

Щелчок.

«Я, Андрей Белкин, исповедуюсь, находясь в здравом уме и твердой памяти…»