Юля Лемеш - Дозвониться до небес

– Ну вот – мы так ничего и не нашли, – расстроился уставший Вовка.

– Скорее всего, у нее ячейка в банке. Или она на счет все денежки складывает, – задумчиво предположил Борька.

– Паспорт точно с собой взяла и какие-то удостоверения, – вспомнил Арсений.

У него с детства была стойкая неприязнь ко всякого рода квитанциям и документам. Которые принято хранить сколотыми скрепками и схороненными в пластиковые синенькие папки. Класть папки в ящики. Каждый месяц прикреплять новые. Перебирать время от времени. И все равно, когда очередной конторе требовалось подтвердить, что ты не верблюд, а честный плательщик, родители психовали и орали, тратя полдня на поиски требуемой бумажки. Вываливали стопки квитанций на пол и рылись в них, как бешеные куры.

– Надо, по ходу дела, чердак обследовать, – Борькин азарт пока не угас, он еще надеялся на удачу.

– Ребята, а что мы с найденным будем делать? Не сопрем же? Так какого фига мы суетимся? – опомнился Вовка.

Все приуныли. Но поскольку оставалось время и немного энтузиазма, поперлись на чердак. Пока Борька ползал по паутинным углам, Арсений обнаружил коричневый чемодан со старыми фотографиями и письмами в потертых конвертах и решил их рассмотреть.

– Ни одного знакомого лица.

– Ну и рожи! – Вовка поразился, насколько изменились люди за последние лет сто.

На карточке в шеренгу выстроились скорбные настороженные личности всевозможных возрастов, а перед ними – открытый гроб с покойником и почему-то часть лошадиной задницы с хвостом. Люди в шеренге казались грязными, потому что фотокарточка успела порядком выцвести. А у покойника было вполне себе умиротворенное, довольное сложившимися обстоятельствами лицо.

– Сейчас все гораздо красивее, – согласился Арсений, вглядевшись в кошмарного бородача в центре скорбящих.

– А вот эта мадам очень даже ничего. – Вовке досталась совсем другая фотокарточка.

С пожелтевшего картонного фото на них смотрела молодая девушка.

– Артистка какая-то, – предположил Борька, отряхивая коленки.

– Щас я вам такую артистку покажу!

Ребятам было видно только верхнюю половину разъяренной бабки, стоящей на лестнице. Вовка охнул и ногой захлопнул чемодан, стукнув Арсения по пальцам. От боли Арсений дернулся и зацепился штаниной за замок чемодана. Падали они кубарем. Первым спикировал Вовка, потом – чемодан с Арсением, а сверху – Борька. Который не вовремя споткнулся.

Хитрая бабка увернулась, и вся эта куча-мала шмякнулась с лестницы. Вдогонку попадали фотографии. Они громко шлепались на ступеньки, изображая аплодисменты.

– И чтоб духу вашего тут больше не было! Засранцы! А тебе, внучек, я щас всыплю по первое число, чтоб неповадно было в мою комнату лазить!

Удирали в такой спешке, что одевались уже на улице. Впопыхах Арсений выскочил вслед за товарищами.

– Ни фига се, погуляли, – напоследок заявил Борька.

– Культурно время провели, – смысла фразы не понял никто, но Вовке она казалась многозначительной.

– Ну, мы пошли? – сочувственно спросил Борька, догадываясь, что ждет друга после их ухода.

Закрывая за собой калитку, друзья обернулись, чтобы помахать на прощание. И ушли, громко обсуждая происшедшее. Арсений издал долгий горестный вздох. Пора было сдаваться на милость победителя.

– Бабушка, ты не сердишься? – осторожно заглядывая на кухню, спросил Арсений.

– Неееет. Не сержусь! – мышиным визгом пропищала бабка и внезапным броском повалила внука на пол. – Вот тебе, получай, угощайся!

– Ты что, совсем сдурела?! Больно же!

Арсений еле уворачивался от ремня, который со свистом бил по его заднице. Вырваться не удавалось. Бабка со знанием дела захватом матерого омоновца вывернула внукову руку и едва не выдернула ее из плеча.

– Я больше не буду!

– Знаю. Не будешь! Как еще раз в комнату полезете – неделю ссаться будете. А тебе лично я такую порчу напущу – мало не покажется. Ирод! Фашист эсэсовский. Надо же – додумался, по чужим комнатам шарить. Голодный? Разутый? Надеть нечего? Так какого хрена грабить собрался?

Постанывая от веса бабки, Арсений пытался сообразить, к чему приведет эта яростная атака. Или она сейчас снова за ремень возьмется, или поругает и успокоится? Лучше бы угомонилась. Скрючившись на полу за табуретом, он старался не шевелиться. Как насекомое, которое, прикидываясь дохляком, таким способом обманывает врагов, чтобы не сожрали.

– Притих? Ворюга! И друзья твои такие же! Чтоб вас хорек понюхал!