Энн Райс - Пандора

«Защити ее!» – крикнула я, указывая рукой на царицу.

Завеса, всю жизнь висевшая между мной и окружающим миром, наконец исчезла; каждая вещь обрела истинный цвет, настоящую форму, светилась смыслом; царица смотрела прямо перед собой, недвижимая, как и царь. Ничто живое не могло бы намеренно изобразить столь полный покой. Я слышала, как с цветов капает вода. О мраморный пол ударялись крошечные капельки… упал лист. Я повернулась и увидела, что он, крошечный листок, свернулся и катится по камням. Я слышала дуновение ветра под золотым пологом на потолке. Лампы пели мне песню языками пламени.

Мир был соткан из песни, песни-гобелена. Заблестела разноцветная мозаика, но куда-то исчезла ее форма и даже узор. Стены растаяли в облаке цветного манящего тумана, в котором мы могли бродить целую вечность.

И она… Царица Небесная, правящая всем этим с высоты своего непоколебимо неподвижного величия.

Исполнились все самые страстные желания моего детского сердца.

«Она живая, она настоящая, она правит землей и Небесами!»

Царь и царица. Они не шелохнулись. Ничто не отражалось в их глазах. Они на нас не смотрели. И не смотрели на обгоревшее существо, постепенно приближающееся к их трону.

Руки царской четы были унизаны множеством браслетов с замысловатыми надписями. Ладони лежали на бедрах. Привычная поза многих египетских статуй. Но никакая статуя не могла с ними сравниться.

«Корона, ей нужна корона», – сказала я и с поразившей меня саму энергией направилась в ее сторону.

Мариус взял меня за руку. Он пристально наблюдал за продвижением обгорелого существа.

«Она существует с тех времен, когда никаких корон не было, – сказал Мариус, – они для нее ничего не значат».

Сама эта мысль брызнула мне на язык, как сладкий виноград. Конечно, она существует с более ранних времен. Во сне она не носила корону. Ей ничто не угрожает. Мариус охраняет ее безопасность.

«Моя царица, – сказал Мариус за моей спиной. – К тебе пришел проситель. Акбар с Востока. Он желает испить царской крови. Какова твоя воля, Мать?»

Какой у него спокойный голос! Он ничего не боится.

«Мать Изида, позволь мне испить!» – вскричало обгорелое существо.

Оно поднялось, воздело руки и вызвало новое видение танца из своей прежней жизни. На поясе у него висела связка черепов. На шее – ожерелье из почерневших человеческих пальцев! И другое – из черных человеческих ушей! Мерзко и отвратительно, но он, похоже, находил это соблазнительным и эффектным. Внезапно образ исчез. Бог из далеких земель упал на колени.

«Я служу тебе, и всегда служил! Согласно приказу, я убивал только злодеев. Я никогда не отходил от истинного культа!»

Каким хрупким и жалким выглядел этот проситель, каким отвратительным – казалось, его теперь так легко убрать с ее глаз! Я посмотрела на царя Озириса, такого же далекого и безразличного, как и сама царица.

«Мариус, – задала я вопрос, – а где же кукуруза для Озириса? Разве ему не нужна кукуруза? Он же бог кукурузы!»

Меня преследовали видения наших процессий в Риме, поющие люди, приносящие дары.

«Нет, ему не нужна кукуруза», – ответил Мариус и положил руку мне на плечо.

«Они настоящие, они существуют! – кричала я. – Все настоящее! Все изменилось! Все искуплено!»

Обгоревший повернулся и сверкнул на меня глазами. Но я лишилась способности рассуждать. Он вновь обратил взор к царице и потянулся к ее ноге.

Как сверкнули на свету ногти и золотистая плоть под ними! Но она словно окаменела, равно как и царь без короны, и на первый взгляд не имела ни возможности вынести суждение, ни сил.

Внезапно существо подскочило и попыталось ухватить царицу за шею!

Я закричала:

«Бесстыдный, презренный!»

Застывшая правая рука царицы немедленно поднялась, ее ладонь обхватила обгорелый череп и раздавила его, чудовище испустило последний вопль о милосердии, но на одежды царицы уже хлынула кровь. Она подхватила падающее тело и подбросила его в воздух, отчего все его конечности оторвались и попадали на пол, как деревяшки.

Порыв ветра смел в кучу останки, а тем временем с трехногой подставки упала лампа, пролив на них горящее масло.

«Смотри, сердце, – сказала я. – Мне видно сердце. Я вижу, как оно бьется».

Но огонь вскоре захватил и сердце, и изгибающиеся руки, и скрюченные пальцы ног. Останки всколыхнулись, кости заплясали в огне, завертелись в пламени, а потом почернели, истончились, раскололись и тут же рассыпались в прах – все, что было, превратилось в дымящийся пепел и с треском пронеслось по полу.