Энн Райс - Вампир Лестат

– Надо идти.

Словно зачарованный, я двинулся вперед и больше ни разу не остановился, пока не достиг самого верха. Наконец я перелез через последнее скопление заросших сорняками камней и встал посреди мягкой травы. Впереди виднелись еще более высокие скалы и горы, а на их фоне, выросший из недр этих гор, стоял огромный дом, больше походящий на крепость. Все его окна были освещены. Огни горели и на его башнях.

Мариус обнял меня за плечи, и мы направились к дому.

Когда мы остановились перед запертой дверью, я почувствовал, что объятия Мариуса слегка ослабли. Потом услышал звук открывающегося изнутри засова. Дверь распахнулась, и Мариус снова крепко обнял меня. Он ввел меня в широкий проход, который вполне сносно освещался двумя факелами.

Я чувствовал себя несколько озадаченным и потрясенным, потому что никого вокруг не увидел, а ведь кто-то должен был отодвинуть засов. Мариус обернулся и посмотрел на дверь, которая тут же захлопнулась.

– Задвинь засов, – сказал он.

Я удивился, что он не сделал это мысленно, как раньше, однако немедленно исполнил его приказание.

– Так намного легче, – сказал Мариус, и на его лице промелькнуло озорное выражение. – Я провожу тебя в твою комнату, где ты будешь спать в полнейшей безопасности. Ты можешь прийти ко мне в любое время, когда сам того захочешь.

Я не слышал и не видел признаков присутствия в доме кого-либо еще. Но был уверен, что здесь есть люди. То тут, то там я чувствовал запах смертных. К тому же все огни были зажжены совсем недавно.

Направо вела небольшая лестница. Когда мы поднялись по ней и вошли в предназначенную для меня комнату, я остановился пораженный.

Это была огромная зала, одна стена которой выходила на огражденную каменную террасу, нависающую над морем.

Оглянувшись, я увидел, что Мариус исчез. Исчез и мешок. Но на стоящем в центре комнаты большом каменном столе лежала скрипка Ники, а рядом с ней стоял саквояж с моими личными вещами.

При виде скрипки меня охватили и печаль, и радость. Я уже боялся, что потерял ее навсегда.

В комнате были еще две каменные скамьи, а на подставке горела масляная лампа. В дальнем конце я увидел в нише массивную двухстворчатую дверь.

Открыв ее, я обнаружил небольшой проход, который сворачивал в сторону под прямым углом. За поворотом стоял саркофаг с гладкой крышкой. Он был выполнен из диорита, который, насколько мне известно, является одним из наиболее твердых минералов на земле. Крышка оказалась невероятно тяжелой, а когда я заглянул под нее, то увидел, что она окантована железом и запирается на засов.

На дне самого саркофага лежали несколько блестящих предметов. Когда я взял их в руки и на них попал луч света из соседней комнаты, они засияли магическим блеском.

Среди них была золотая маска, соединенная с капюшоном, собранным из множества пластин кованого золота. Черты лица на маске были отлиты с большой тщательностью, губы сомкнуты, а узкие глазные щели открыты. Сама маска была очень тяжелой, а капюшон, напротив, – легким и очень гибким, подвижным. Присмотревшись, я увидел, что все пластины соединяются между собой тонкими золотыми нитями. Были там и перчатки, сплошь покрытые тончайшими золотыми пластинами. И наконец, внутри саркофага лежало большое одеяло из красной шерсти, тоже с одной стороны расшитое золотыми пластинами.

Я догадался, что если я надену маску и перчатки и закутаюсь в одеяло, то буду полностью защищен от света, в случае если кому-нибудь придет в голову открыть крышку саркофага во время моего сна.

Хотя мне казалось совершенно невероятным, чтобы кто-либо смог проникнуть сюда и открыть саркофаг. Дверь, ведущая в этот Г-образный проход, тоже была обита железом и снабжена железным засовом.

Однако все эти предметы были полны таинственного очарования. Мне доставляло удовольствие прикасаться к ним и представлять себя в них спящим. А маска напоминала мне греческие маски Комедии и Трагедии.

Эти прекрасные вещи были вполне достойны находиться в захоронении древнего царя.

С большой неохотой я положил их обратно.

Вернувшись в комнату, я снял одежду, которая оставалась на мне в течение всех ночей, проведенных под землей в Каире, и надел чистую. Стоя в этом принадлежащем вечности доме, я чувствовал всю абсурдность своего наряда. На мне были сиреневый сюртук с перламутровыми пуговицами, украшенная кружевами рубашка и атласные башмаки с бриллиантовыми пряжками. Но другого костюма у меня не было. Как любой добропорядочный джентльмен восемнадцатого века, я черной лентой перевязал волосы и отправился на поиски хозяина дома.