Энн Райс - Вампир Лестат

Она звала меня за собой только потому, что считала себя обязанной сделать это. Быть может, к этому еще примешивались жалость и печаль. На самом же деле единственным, чего она жаждала, была свобода.

Она оставалась со мной и после возвращения в город, но все время молчала и ничего не делала.

А я все глубже и глубже погружался в пустоту, онемевший, ошеломленный, зная, что в самое ближайшее время меня ожидает еще один страшный удар. Я понимал это настолько ясно, что меня охватывал ужас. Она вот-вот скажет мне последнее «прости», и я не в силах это предотвратить. Когда же я потеряю над собой контроль? Когда не смогу сдержать слезы?

Только не сейчас!

Едва мы зажгли все лампы в нашем маленьком доме, меня охватило буйство красок. Персидские ковры с великолепными цветочными орнаментами, балдахины с вплетенными в ткань миллионами крошечных зеркал, сверкающие перья трепещущих крыльями птиц…

Я искал письмо от Роже, но его не было, и внезапно меня охватил гнев. Он обязан был написать мне хоть что-нибудь. Мне необходимо было знать, что происходит в Париже! Однако гнев быстро сменился страхом.

– Что же, черт возьми, творится во Франции? – пробормотал я. – Я должен найти других европейцев, лучше всего англичан, потому что они всегда хорошо осведомлены, у них всегда есть информация. Куда бы они ни направлялись, они повсюду таскают с собой любимый индийский чай и лондонскую «Таймс».

То, что она стояла при этом совершенно спокойно, приводило меня в бешенство. Мне казалось, в комнате происходит что-то странное – я вновь ощутил те же напряжение и неприязнь, которые почувствовал в подземном склепе, перед тем как Арман начал свой длинный рассказ.

Но она просто собиралась покинуть меня навсегда. Готова была ускользнуть в вечность. И неизвестно, сумеем ли мы когда-нибудь разыскать друг друга!

– Вот черт! – вырвалось у меня. – Я ожидал найти здесь письмо! И слуг нет. Они не знали точно, когда мы вернемся.

Мне хотелось послать кого-нибудь за музыкантами. Я только что насытился, согрелся и вдруг подумал, что мне хочется танцевать.

Неожиданно она шевельнулась и направилась прямиком во двор.

Я увидел, как она наклонилась, потом опустилась на колени около пруда. Затем приподняла плитки, которыми был вымощен двор, вытащила пакет и, стряхнув с него песок, принесла мне.

Еще до того как она вынесла его на свет, я понял, что он от Роже. Значит, письмо пришло до нашего путешествия в верховья Нила, а она его просто спрятала!

– Зачем ты это сделала?

Я был вне себя от ярости. Выхватив пакет у нее из рук, я швырнул его на стол.

В эти минуты я ненавидел ее так, как никогда прежде…

– Почему ты спрятала его от меня?

– Потому что хотела получить еще один шанс! – прошептала она. Подбородок у нее задрожал, губы искривились, а по щекам потекли кровавые слезы. – Но ты все равно сделал свой выбор!

Я разорвал бумагу. Оттуда выпали вырезки из английских газет и письмо. Дрожащими руками развернув листок, я начал читать:

«Монсеньер, как вы уже, наверное, знаете, 14 июля толпы парижан осадили Бастилию. В городе царит хаос. Восстания происходят по всей Франции. Многие месяцы я безуспешно пытался связаться с вашей семьей, чтобы, если это будет возможно, вывезти их из страны в безопасное место.

Однако в прошедший понедельник до меня дошли известия, что крестьяне и арендаторы подняли мятеж против вашего отца и напали на замок. Ваши братья, их жены и дети, а также все, кто осмелился защищать замок, были жестоко убиты. Спастись посчастливилось только вашему отцу.

Преданным слугам удалось спрятать его на время осады, а позже переправить на побережье. В настоящий момент он находится в Новом Орлеане – бывшей французской колонии в Луизиане. И он умоляет вас помочь ему. Он совершенно убит горем и окружен чужими людьми. Он умоляет вас приехать».

В письме было что-то еще – извинения, заверения, какие-то подробности, частности… Но все это не имело никакого значения.

Опустив письмо, я долго сидел, тупо глядя на стол и круг света от лампы.

– Не езди к нему! – услышал я голос Габриэль, но он показался мне слабым и едва уловимым в наступившей тишине, которая, напротив, превратилась в сплошной горестный вопль.

– Не езди к нему, – повторила она.

Из глаз ее струились слезы, и красноватые полоски на щеках казались нарисованными гримом, как у клоуна.

– Убирайся, – прошептал я. Слово вылетело, но голос мой не в силах был умолкнуть. – Убирайся! – повторил я. И опять не смог замолчать. Почти против воли я еще раз крикнул, теперь уже с нескрываемой и безграничной злобой: – УБИРАЙСЯ!!!