Энн Райс: Витторио-вампир

Что вы думаете об этом?

Я лично глубоко потрясен этими выражениями и едва ли осмелюсь назвать нашего Бога «ужасным» или нашу систему «порочной». Однако, судя по всему, в этих словах слышится отзвук неумолимой истины, и, хотя они представляют собой плод художественного вымысла, в эмоциональном накале им не откажешь.

Они весьма значимы для меня, потому что на мне самом лежит страшное проклятие, весьма особенное и совершенно необычное для вампира. Уверен, другие вампиры не переживают ничего подобного. Но из-за проклятия страдаем все мы, будь то люди или вампиры, – словом, все те, кто умеет чувствовать и не утратил способности плакать. Мы знаем, что проклятие давит на нас непереносимым бременем и что в нашем распоряжении нет ничего, способного противостоять этой силе и притягательности этого знания.

В конце книги мы можем вновь вернуться к этой теме. Посмотрим, какие выводы вы сделаете из моего повествования.

Вечереет. Остатки былого великолепия самой высокой башни замка моего отца все еще дерзко возвышаются на фоне услаждающей глаз картины звездного неба, и я могу рассмотреть из башенного окна освещенные лунным сиянием холмы и долины Тосканы, да что там – даже мерцающее за шахтами Каррары море. Цветущие на крутых склонах девственных гор травы источают нежный аромат – я ощущаю его даже здесь, а в шелковом сумраке ночи ярко вспыхивают фиолетово-красные или белые стрелы удивительных тосканских ирисов.

Окруженный красотами волшебной природы и словно под ее защитой, я пишу, ожидая того момента, когда полная, но на удивление тусклая и мрачная луна покинет меня, затаившись в облаках. И тогда я зажгу, как обычно, полдюжины приготовленных заранее свечей в массивных серебряных канделябрах грубой работы, некогда стоявших на письменном столе отца – в те времена еще полновластного хозяина на этой горе и во всех прилегающих селениях и надежного союзника в дни мира и войны великого города Флоренции и его неофициального правителя. В те незапамятные времена мы были богаты, бесстрашны, любознательны и чрезвычайно довольны собой.

Теперь позвольте мне рассказать о том, что ушло навсегда.

Я умер в шестнадцать лет. По тем временам я считался красивым юношей: высокого роста, с густыми каштановыми волосами до плеч, с карими глазами, слишком впечатлительными для холодного созерцания, делавшими меня несколько похожим на гермафродита, с тонким носом и небольшим ртом, который не выдавал ни особой чувственности, ни алчности. Именно внешность помогла мне дожить до настоящего времени.

Последнее утверждение справедливо для большинства вампиров, и не верьте тем, кто приводит иные аргументы. Своей судьбой мы обязаны прежде всего красоте. Иными словами, нас делают бессмертными те, кто не в силах устоять перед нашим обаянием.

Выражение моего липа едва ли можно назвать детским, скорее – почти ангельским. Густые, темные, нависающие брови поглощают естественный блеск глаз, лоб можно было бы считать несколько высоковатым, не будь он столь прямым, а масса вьющихся каштановых волос волнами обрамляет щеки. В сравнении с остальными чертами украшенный ямочкой квадратный подбородок кажется, пожалуй, чрезмерно волевым.

Великолепно развитая мускулатура, крепкое тело, широкие плечи и мощные руки в сочетании с тяжеловатым упрямым подбородком позволяют мне производить впечатление вполне зрелого мужчины, по крайней мере на расстоянии.

Своим хорошим физическим развитием я обязан потрясающей практике обращения с тяжелым боевым мечом и свирепым забавам соколиной охоты в горах в последние годы моей смертной жизни. Хотя к тому времени я имел в своем распоряжении четырех лошадей – и в их числе одну особенно великолепной породы, способную нести меня в полном боевом облачении, – я частенько взбирался и спускался пешком по самым крутым откосам.

Мои доспехи все еще покоятся под этой башней. Я никогда не пользовался ими в битвах. В то время Италия была охвачена войнами, но во всех сражениях на стороне флорентийцев участвовали только наемники.

Обязанности моего отца заключались только в провозглашении безусловной верности Козимо и в том, чтобы не позволять военным отрядам Священной Римской империи, герцога Миланского или Папы Римского продвигаться через наши горные перевалы или останавливаться в наших селениях.