Олег Гайдук - Фактор Z

В воздухе витает запах химии и больничных препаратов. Над ухом шаркают шаги, доносятся глухие голоса. Кто-то ходит рядом — человека три-четыре.

Я ловлю себя на мысли, что совсем их не боюсь. Не знаю, может, мне вкололи что-то, но на душе удивительно спокойно. Напрашивается только один вопрос: где Куля?

Последнее, что помню, — как он тащил меня в медицинский центр. И что? Он его нашел? Или военные все-таки поняли, что я укушен, и перехватили Кулю до того, как он дошел?

В кисть вонзается игла, и на секунду руку обжигает боль. Шприц наполовину заполняется бордово-черной кровью, и игла выскакивает из запястья.

Боль. И легкое покалывание в кончиках пальцев.

Надо мной склоняется чье-то лицо. Впервые его вижу.

Мужчина средних лет с маленькой бородкой и прилизанными волосами смотрит на меня непонимающе и хмурится — лоб покрывается морщинками, губы изгибаются кончиками вниз.

Мимо проплывает девичья фигура в белом халате, волосы заплетены в косу до самой поясницы. В руках звенит поднос с какими-то пробирками и медицинскими приборами.

Губы бородатого шевелятся:

— Наташ, скажи, что у меня галлюцинации. — недоумевающий скрипучий голос. — Какого лешего он до сих пор живой?

— Борис Иванович, пульс очень слабый, — механический женский голос. — На лицо все признаки заражения, но он не обращается. Не знаю, почему, но с этим парнем что-то не так.

Бородатое лицо отходит в сторону и пропадает из поля зрения.

Что со мной не так? И где я? Кто все эти люди?

Прежде чем догадка прыгает в сознание, мир начинает угасать. Чернота сгущается и пожирает свет, что льется из горящей лампы.

Тьма.

Густая, беспросветная.

Я в ней тону, как муха в клейких массах. Барахтаюсь, беспомощно размахивая руками, а потом меня засасывает еще глубже.

Вот так, согнувшись на кушетке, Куля просидел сорок минут. Очнулся лишь, когда услышал оглушительный хлопок двери. Мальчишка вскинул голову, поморщился и огляделся.

Кригер вышел мрачный и сосредоточенный. Лицо его заметно почернело и за это время будто бы состарилось на десять лет. Глаза заплыли, щеки похудели, лоб покрылся сеточкой морщин.

— Тебя как зовут? — оборонил «профессор» сухо.

— Куля.

— Что за имя идиотское такое? — Кригер недовольно дернул подбородком. — Родители так пошутили?

— Сирота я, — сказал тот, ни капли не обидевшись. — А вообще меня Никитой звать. Кулемин Никита. Куля — это прозвище. С детства приелось.

— А его? — он кинул взгляд в сторону двери, за которой находился Ваня. — Твоего друга?

— Ваня… Иван Лихницкий.

— Уже лучше, — кивнул Кригер. — А лет ему было сколько?

— Семнадцать, как и мне. А почему вы спрашиваете?

Куля попытался перехватить напряженный взгляд «профессора», но тот ловко отвел его в сторону. Потом прошелся в середину комнаты и сел за стол.

— Умер твой Ваня. Пять минут назад.

Куле словно кипятком в лицо плеснули. Он подпрыгнул на кушетке, выпрямился и едва не рухнул. Сердце от натужного удара чуть не прорвало грудную клетку и заколотилось, точно заведенное.

— Да успокойся ты! Присядь.

— Не верю я! Вы лжете!!

— А с чего бы это вдруг? — брови «профессора» взметнулись вверх. — Сядь, говорю! Не все так просто.

Куля глубоко вздохнул, но так и не заставил себя сесть.

Кригер впервые посмотрел ему в глаза — и в них отчетливо просматривалось сожаление. Похоже, не такой уж он и циник. Есть в нем что-то человеческое.

Куля стиснул зубы и смахнул нахлынувшие слезы.

— Есть и хорошая новость, Никита.

— Какая? — Куля встрепенулся, но в груди колоть не перестало. — Какая может быть хорошая новость, если Ваня мертв?!

— В его крови я обнаружил удивительный фермент, который помогал ему бороться с вирусом. Не знаю, как, но это вещество за несколько часов уничтожило заразу и не дало ей рассосаться в организме.

Куля косо глянул на «профессора». Все это звучало не столько абсурдно, сколько малоутешительно.

— А отчего тогда он умер?

— Банально, но у твоего приятеля остановилось сердце, — Кригер опустил глаза. — Видно, организм переносил тяжелую нагрузку и в конце концов не выдержал. Даже дефибриллятор не помог.

Куля почувствовал, что цепенеет. По щеке скользнула жаркая слеза и капнула на воротник рубашки.

Постояв в молчании минуту, он опустился на кушетку и поджал колени.

— А что это за фермент такой, вы разузнали?

Кригер покачал головой.

— Если бы. Твой друг был уникальным случаем. В моей врачебной практике это впервые.