Фрэнсис Вилсон: Апостол зла

Билл безмолвно сидел в полном шоке.

— Зачем ему тратить на меня время? Если он так силен, если собрался превратить мир в мерзкую выгребную яму, зачем тратить на меня столько сил?

— Во-первых, это доставляет ему огромное удовольствие. И на свой дьявольский лад доказывает, что он старается сдерживаться, сражаясь с вами. Мне кажется, он должен уважать вашу стойкость и силу. Он может вас даже побаиваться. Но истинная причина, по которой он тратит время, пытаясь сгубить вашу жизнь, состоит в том, что он покуда боится себя обнаружить. Тянет время, накапливает силы, забавляется и набирает мощь.

— Когда он рос, то все боялся какого-то рыжего человека, — вспомнила Кэрол. — Но так и не встретил его. Кто это был?

Вейер вздохнул.

— Я.

Все уставились на старика. Наконец у Ренни с языка слетело то, что было у Билла на уме.

— Вы что, шутите?

— Не тот, кем я стал сейчас, — быстро поправился Вейер, — но тот, кем я некогда был. Я — тот рыжий, которого страшится Расалом. Он все еще думает, что я — молодой, полный сил человек, вооруженный всей мощью противоборствующей силы, — жду, когда он выйдет на свет, чтобы обрушить на него эту мощь.

— Значит, — сказал Билл, — вы были последним, кто восстал против него? А до вас?

— Никого.

— Вы говорили, что все это тянется много веков?

Вейер кивнул.

— Стало быть, вы... — Билл никак не мог осознать это и сейчас не желал даже пробовать. — Но кто же теперь представляет другую силу?

Вейер угас.

— Никто. Когда показалось, что Расалом мертв, что битва выиграна, другая сила покинула эту сферу. А я начал стареть, как все... с каждым годом. Так что теперь на земле нет никого, кто мог бы с ним побороться.

Билл вдруг испугался — за весь мир, но особенно за Лизл.

— Я должен вернуться, — сказал он и встал.

— Ты что, серьезно? — спросила Кэрол.

Билл ощутил, как охвативший его страх свивается в клубы убийственной ярости, вскипающие в нем, словно смерч.

— Он убил моих родителей, замучил Дэнни Гордона и Бог весть что еще. Не могу же я тут сидеть, когда он делает, что пожелает, с людьми, которых я там оставил.

И Ренни поднялся на ноги.

— Я с тобой. У меня с этой мразью свои счеты не кончены.

— Я тоже хочу поехать, — сказала Кэрол. — Может, сумею его как-нибудь вразумить.

— Ты действительно в это веришь?

— Нет, — выговорила она трясущимися губами. — Но чувствую, что должна попробовать.

— Наверно, я тоже поеду, — сказал мистер Вейер.

— Надо ли вам, хватит ли у вас сил?

Вейер устремил свои голубые глаза на Билла, и тот ощутил на себе всю силу этого взгляда.

— Вы его не остановите, но, может быть, сможете досадить ему, встать у него на пути. По-моему, вы — именно тот человек, который это сможет. Это будет совсем маленькая победа, не имеющая особого смысла в историческом масштабе, но я хочу ее видеть. Я, конечно, останусь в тени. Ни при каких обстоятельствах он не должен узнать о моем присутствии. Ясно? — Все переглянулись один за другим.

— Если он увидит меня в таком состоянии, то поймет, что больше ничто не мешает ему превратить мир в живой ад — буквально.

Пока мистер Вейер ходил отдавать сиделке инструкции об уходе за больной во время его отсутствия, Билл принялся обзванивать авиакомпании, выясняя расписание самолетов. Его охватило страстное стремление поскорее вернуться назад в Пендлтон.

Северная Каролина

Эв погиб.

То, что от него осталось, вытащили из-под грузовика, уложили на носилки и увезли в ближайшую больницу. Лизл смутно помнит, как ее вели и усаживали на заднее сиденье машины полиции штата, которая потом последовала за «скорой» с визжащей сиреной. И до этого, и по пути, и во время ожидания в приемном покое больницы она отвечала на бесконечные вопросы, но теперь не припоминает ни вопросов, ни своих ответов. Вспоминается только, как вышел дежурный врач и объявил то, что и так было всем известно: Эверетт Сандерс погиб в дорожной катастрофе.

Она приготовилась услышать эту новость, так что, услышав, смогла сохранить спокойствие. Они хотели оставить ее у себя под присмотром, утверждая, что у нее явный шок, но Лизл твердо настаивала — она в полном порядке. В конце концов, ее отвезли обратно на стоянку грузовиков, где оставался ее автомобиль. Она умчалась, доехала до ближайшей зоны отдыха, затормозила в пустом уголке парковки, и нервы ее сдали вконец.

А потом, когда уже не стало сил плакать, когда грудь и живот свело от рыданий до невозможности, Лизл села и слепо уставилась в ветровое стекло. Она таращила глаза изо всех сил, ибо каждый раз, закрывая их, видела печальное, убитое, обвиняющее лицо Эва в тот момент, когда его накрывал грузовик.