Роксолана Коваль - Незапертая Дверь

Встав у двери, я вздохнула и нажала на кнопку звонка. Вряд ли меня спасет натянутая на брови кепка. А может, минует? Воительнице сейчас не до меня, все мысли об отце…

Мать открыла дверь и в полном недоумении воззрилась на принесенные мной пакеты с фруктами, овощами, конфетами и фиг его знает, с чем еще. Я и сама не помнила, что сгребла с полок магазина. Бродила, как в тумане, ничего не понимая.

— Как отец? — спросила я, разуваясь.

— Говорит, что с ним все прекрасно. А то ты его не знаешь. Он и в гробу лежа поспорит с патологоанатомом, что уж говорить о врачах при жизни. Я не понимаю, ты о чем думала, набирая все это? Как всегда в облаках летала? Зачем приволокла соленых огурцов?

Я поспешно сбежала в зал, а оттуда — несмело вошла в спальню. Отец полулежал, привалившись к нескольким подушкам, и читал газету в окружении таблеток, метровой ленты снятой кардиограммы и наставленных на табурете пузырьков.

— Привет, пап, — сказала я и поцеловала его в колючую щеку. — Зачем же ты нас так пугаешь?

— Ну уж прости старика! — отложив газету и устроившись удобнее, улыбнулся отец — вылитый К.У Черненко. — Не молодеем ведь. Да ничего, я прекрасно себя чувствую. Подумаешь, кольнуло пару раз! Мама наша такая паникерша, всегда все преувеличивает. Из любой мошки таких слонов раздует, а те потом еще и расплодятся. Сама-то как? Давно к нам не заглядывала. Так и отпуск бы пролетел. Как дела на работе, мой садовод-любитель? Не все еще в колючки превратила?

— Папа! — возмутилась я, уверенная, что он никогда не перестанет меня подковыривать. — Сколько можно?

— А что, папа? И в кого ты такая балда уродилась? Наверняка в мать, потому что в нашем роду никого ленивее тебя еще не было. За что бы ни взялась, ничего не можешь до ума довести. Эх, Денька, позор ты на мою седую голову. Другие же как-то приспосабливаются в жизни? Пробиваются, достигают правдами и неправдами намеченных целей. Как сорняки, вьюны, повилика, эпифиты, в конце концов! А ты, тепличное растение, все ждешь, когда тебя польют, удобрят и культивируют. Верка вон и та, крутится как-то. Да еще и родителям помогает. Уж не думаю, что на одну зарплату воспитателя.

— Верке бой-френды подпирают.

— Вот и я о том же. А ты чем хуже? Есть у тебя хоть какой-нибудь захудалый женишок? Тебе скоро двадцать шесть, а ты еще ни с кем серьезно не встречалась. Ты у нас не… это самое… случайно?

— Пап, ну что за бестактные вопросы? — попыталась возмутиться я, при этом не отрываясь от изучения своих заусенцев. — Я считаю, что вам с мамой не следует столь активно вмешиваться в мою личную жизнь. Я уж как-нибудь сама разберусь.

— Да ты пойми, Денька, мы же уже немолоды. Хотим, чтобы ты была пристроена. Чтоб еще поглядели на твое счастье, справили свадьбу, дождались внуков. А ты, видать, не поторопишься. С твоей ленью, с твоим нежеланием ничего…

— Я тебя утомила, — поцеловав его в ту же щеку, прервала я поучения отца. — Ты побольше отдыхай и сильно не храбрись. Слушайся маму. Я по возможности еще заскочу.

— Ну, ну, беги. Никогда не выслушаешь, что тебе говорят, — проворчал отец и, встряхнув газету, продолжил читать.

— Я чай заварила. Садись, выпьем по чашке, — приказным тоном пригласила меня в кухню мама и добавила: — Хорошо похмелье снимает. Вдали от родительского дома совсем распустилась.

— Угу, — уткнувшись в чашку, не собиралась спорить я.

— Гляжу я на тебя, и не пойму, что не так. Кстати, джинсы свои могла бы и постирать. С год ходишь грязью наверх. И в этой гадкой бейсболке! Сто раз говорила, что она тебе не идет. Лишний раз голову вымыть не можешь, вот и прячешь жирные сосульки под эту срамоту. Давай угощайся конфетами, которые для себя и везла. Кому ты килограмм лимонов накупила? Отцу, у которого повышенная кислотность? Или матери назло?

Как же она мне напоминала Отараант-вдову! Если бы я знала, зачем это накупила! Просто подумала, что неприлично явиться к родителям с пустыми руками. И как я не миновала эти греховные по ее разумению плоды? Неужели никогда всерьез не воспринимала ее подпольно-религиозные выпады? Эти тайные собрания, переписки, просвещения, познания истины в кругу верящих. Для меня это было не больше чем уравнение: приходы плюс пропаганда, равно — заходы.

— Ну-ка посмотри на меня, — велела мать и хлопнула по руке, брякавшей ложкой по краям чашки с давно размешанным сахаром. — Ослушалась? Сними кепку! Никаких «мам»! Живо!

Так, засланный казачок попался. Да провались оно! Как работать, жить отдельно, выходить замуж, — так я взрослая, а чтобы перекрасить волосы — требуется разрешение, которое еще и не выпросишь! Что они оба развивают во мне инфантилизм, в самом-то деле?