Михаил Горожанин - Огненная кровь

За следующие две сотни шагов, показавшихся ей сущим кошмаром, Милада встретила всех умерших родственников и всех покойников, которых знала при жизни. Волосы у нее встали дыбом, девушка была вся в холодном поту, отчего рубашка противно прилипла к спине, когда, дойдя до дома Алевтины, она обернулась под мерзкое карканье сидевшей на калитке вороны.

Толпа мертвецов стояла неподвижно в десяти шагах от нее. Лица, прежде такие знакомые, такие близкие, сейчас были искажены злобой. У Милады давно пересохло во рту, язык ворочался непослушным оковалком. Она уже собиралась толкнуть калитку, когда ее прабабушка Мотя шагнула вперед, обратив к ней слепое лицо с ввалившимися веками, закрывшимися за несколько лет до смерти, ткнула в девушку трясущейся рукой. А ворона вдруг прервала карканье и произнесла скрипучим голосом, перекрывая невнятный гул остальных покойников:

– Мы дождемся тебя, Милада! Когда ты выйдешь обратно, мы будем ждать тебя. Но если ты попросишь нас уйти – мы уйдем. – Воздух с противным свистом вырывался из клюва в промежутках между словами. – Только попроси.

Милада задрожала, обведя взглядом лица, прежде такие близкие и знакомые. Представив, что вся эта толпа будет ждать ее за калиткой, она безумно захотела закричать, что она их любит, но чтобы они убирались ко всем чертям! Это желание было так сильно, что она уже раскрыла рот…

– Попроси!

– Не бойся их, дочка. – Раздался голос у нее за спиной. Милада стремительно обернулась.

Отец стоял, небрежно облокотившись плечом о дощатый забор. В клетчатой рубашке, в брюках клёш, руки в карманах, волосы взлохмачены. Таким она видела его на старых фотографиях, таким его встретила и полюбила мама. Отец выглядел хорошо, не было той смертельной худобы, с которой он ушел, фигура дышала силой. Кожа его была более смуглой, чем при жизни, почти коричневой, и Миладе вдобавок показалось, что глаза отца слегка светятся оранжевым.

– Входи спокойно. Когда ты выйдешь, никого из них не будет. Я обещаю. Молчи! – Желание обнять его, и говорить с ним было почти нестерпимым, но отец опередил ее своим возгласом, и Милада захлопнула рот. – Иди. Иди спокойно, Головастик.

Головастик. Так он шутливо называл ее в детстве. Слезы сбежали по щекам девушки, она опустила голову и молча, толкнула калитку.

Алевтина, стоявшая у крыльца, встретила ее испуганным молчанием. Милада огляделась, увидела прислоненную к стене дома садовую лопатку и молча, направилась к ней. Ворона, внимательно следившая за ней, каркнула и скрипуче произнесла:

– Бесполезно, девочка. Мы ждем и тебя, и ее Сашка!

Алевтина охнула и села на крыльце. Милада упрямо, хоть слезы от недавней встречи с отцом еще не высохли на щеках, схватила лопатку и вернулась к калитке. Можно ли выпускать сверток из рук она не знала. Поэтому, неуклюже стараясь ровно держать его одной рукой, второй она ухватилась за черенок и, неуклюже упираясь ногой, принялась ковырять утрамбованную землю. Ворона прыгала по калитке, каркала на нее, скрипуче требовала выйти и держать ответ за свою наглость. Милада не обращала на нее внимания. Выгребать землю одной рукой было страшно неудобно, но она справилась. Опустила в яму сверток, который неожиданно зашевелился, вызвав у нее приступ панического ужаса, и торопливо закидала землей под непрерывное карканье сверху.

Милада затоптала горку земли, сровняв ее с дорожкой. Подчинившись внезапному порыву, подняла голову на ворону, глядевшую на нее одним глазом, и с глухим раздражением процедила сквозь зубы:

– Пошла вон!

– Дррругого спасешь – сама прррропадешь!! – прокаркала ворона, срываясь с места и хлопая крыльями. Когда черная точка пропала вдали, Милада услышала, как в доме запиликал мобильник. Алевтина сорвалась с места и скрылась в сенях. Милада устало стояла у калитки. В голове звенело, сердце гулко билось в груди. Дорога сквозь мертвецов, мгновения встречи с отцом, или его призраком, взволновали ее. Слезы текли по ее щекам, не останавливаясь. Милада прислонилась лбом к столбу калитки и стала тупо смотреть, как капли падают в пыль у ее ног.

С крыльца послышался шум. Девушка обернулась и увидела побледневшую Алевтину, глаза которой влажно блестели.

– С Москвы это, – сдавленно произнесла женщина. – Из больницы. Сашка к ним привезли. Подстреленный, но живой. Говорят, скажите спасибо дворнику, который ни с того ни с сего в дом, под снос идущий, заглянул. Там Сашка бросили, за мертвого сочли. Сказали, что еще пара часов – и не было бы на свете сынка моего, кровью бы истек.