Саймон Грин - Город, где умирают тени

Первым погиб Скотти. Автоматная очередь подбросила его и отшвырнула, как игрушечного. Даже умирая, он пытался цапнуть за лодыжки топтавшихся над ним врагов. Коллинз и Льюис были смяты толпой одержимых — падая, они продолжали стрелять. Бес разорвал их на части с нечеловеческой силой. Помощников шерифа пытался спасти Питер Колдер, но стройная молодая женщина с безумными глазами и широкой улыбкой воткнула ему в горло нож, прежде чем он заметил ее. Питер упал на колени, и рот его наполнился кровью.

Тут же к нему подскочил Мишка и попытался оттащить назад. Пуля ударила медвежонку в лоб, отбросила назад, и он шлепнулся на пол и замер: кровь залила глаза, и жизнь покинула его. Козерог закричал от горя и ярости, швырнул опустевшую бутылку в толпу, выскочил вперед и встал над телами двух друзей. Он стрелял до тех пор, пока не кончились патроны, а затем отбивался копытами и рогами, пока его не повалили.

Сюзанна выстрелила Полли в затылок — последний акт дружбы, а затем взяла ствол в рот и нажала на спуск. Погибшие женщины все еще держались за руки, и Бес взвыл от разочарования и бессилия.

В задней комнате в конце галереи Мощей стояли они вокруг кровати Дедушки-Времени. Стояли и беспомощно наблюдали — в надежде, будто вот-вот он задышит вновь или сядет, засмеется и скажет, что всего лишь дурачится. Но Дедушка-Время лежал неподвижно — иссохшая, сморщенная мумия человека. Он выглядел так, будто умер много веков назад и его лишь недавно извлекли из какого-нибудь древнего склепа. И больше не было в комнате ни стен, ни потолка, только тишь и темень и бледно-золотистый круг света, отбрасываемый висевшей высоко над изголовьем кровати старомодной лампой. За пределами этого круга света ощущалась одна безмерная пустота, словно плыли они в море мрака.

Рия и Эш стояли в шаге от кровати, держась за руки и этим пытаясь утешить друг друга. Смерть Времени ударила в сердце всего, во что они верили. Время был единственной постоянной в переменчивом мире, вязью нерушимых звеньев, крепившей Шэдоуз-Фолл: он ушел, и без него не было у города возможности выжить.

Эш смотрел на высохшее тело и чувствовал муки человека смертного. Если даже Время может умереть и уйти через Дверь в Вечность, откуда нет никому возврата, значит, и он вынужден примириться с тем, что его «псевдожизнь» тоже будет иметь конец. Впрочем, Эш всегда знал это, и прежде мысль о смерти его мало заботила. У него не было права на вторую жизнь. Но теперь, когда он вновь обрел свою любовь, ему грозила такая потеря, вынести которую он был не в силах. Эш коротко усмехнулся. Такова любовь.

Леонард чуть крепче сжал ладонь Рии, и она ответила ему тем же. Ее мысли метались, отчаянно ища выход из угла, куда их загнали. Это невозможно, несправедливо: им удалось пройти через столько испытаний, столько выстрадать — лишь для того, чтобы сейчас проиграть. Они победили крестоносцев без помощи Времени, но Бес — это совсем иное. Его источник и энергия — порождение непостижимых разуму человека волшебных сил, сотворивших Шэдоуз-Фолл. И только Дедушка-Время обладал могуществом, чтобы понимать их и управлять ими. Без его помощи не было возможности остановить Беса, носящегося по городу до тех пор, пока в нем не останется ни единой живой души… И без надзора, осуществляемого Временем за Шэдоуз-Фоллом, сам город прекратит существование. Это конец всему. Пальцы Рии вцепились в ладонь Эша. Нет, должен быть выход. Должен быть!

Шин Моррисон сидел на краю кровати, болтал ногами и смотрел в никуда. Он пытался сочинить песню, в которой можно было поведать миру о кончине Времени, но муза не приходила. Муза умерла в нем вместе с гибелью эльфов. Без них мир казался пресным, и жизнь потеряла смысл. Фэйрия воплощала в себе все, во что он когда-либо верил. Теперь эльфов не стало, не стало блеска и величия, не стало звонкого смеха в лесах — без эльфов, павших от своей же руки. Как может родиться музыка в таком мире?

Маделейн Крэш, а для многих просто Мэд, сидела на другом краю кровати и обеими руками держала остывающую руку Времени. Он был ее миром, ее любовью, ее смыслом жизни. Он заботился о ней, когда-то брошенной всеми, защищал ее, когда никто ее не защищал. Время позволил ей остаться при нем, хотя ему лично нужды в этом не было никакой. Позволил любить себя, хотя знал, что никакого будущего у любви этой нет. Она отдала бы Времени свою жизнь, но он решил уйти без нее, и теперь в жизни Мэд не осталось ни цели, ни смысла. Всю себя Мэд посвящала тому, чтобы ухаживать за Временем, беречь и защищать его и — потерпела крах. Свою собственную жизнь Мэд хотела закончить как-нибудь ярко, чтобы потом неотлучно следовать за Временем, хотя знала, что он этого не одобрит. Сам он верил в жизнь и живущих. Мэд уже больше не знала, во что верит она. Единственное, что Мэд знала наверняка, — это то, что она снова осталась одна.