При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.
Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши веселья: «пропойте нам из песней Сионских».
Как нам петь песнь Господню на земле чужой?
Если я забуду тебя, Иерусалим, — забудь меня десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.
Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: «разрушайте, разрушайте до основания его».
Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!
Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!
Убита. Черные волосы, черные глаза.
Это случилось на Пятой авеню… Убийство среди шума и суеты фешенебельного магазина одежды. Можно представить, какой ужас охватил всех, когда она упала… Да, наверное, так и было.
Я увидел это на телеэкране. Эстер. Я знал ее. Да, Эстер Белкин. Когда-то она училась у меня. Эстер. Славная девочка из обеспеченной семьи.
Ее отец… Он был главой очередного всемирного храма: пошлый оккультизм и футболки с логотипами. Белкины были богаты — настолько, насколько об этом вообще можно мечтать. И вот теперь Эстер, милая Эстер, нежный цветок, скромная девушка, стеснявшаяся задавать вопросы, мертва.
О ее смерти рассказали в новостях в прямом эфире. Я в тот момент читал какую-то книгу и практически не смотрел на экран. Звук был выключен, и немые сюжеты сменяли друг друга: последние сплетни о звездах шоу-бизнеса перемежались репортажами из горячих точек. Цветные блики безмолвно плясали на стенах. В общем, телевизор работал, что называется, вхолостую, так что даже после сообщения о ее смерти я продолжил спокойно читать.
В последующие дни я время от времени вспоминал об Эстер. После смерти девочки произошли страшные события, связанные с ее отцом и его электронной церковью. [1] Электронной церковью в Америке называют религиозные радио- и телепередачи. (Здесь и далее примечания переводчика.)
Пролилась новая кровь.
Я никогда не знал ее отца лично. Его последователями были отбросы общества, обитатели улиц.
Однако Эстер я помнил очень хорошо. Чрезвычайно любознательная девушка, умевшая внимательно слушать, застенчивая и милая, да, очень милая. Конечно, я помнил ее. Какая ирония судьбы! Как странно переплелись события… Убийство Эстер… Иллюзии и трагические заблуждения ее отца…
Впрочем, я никогда не пытался до конца понять ситуацию.
Я забыл о ней. Забыл о том, что ее убили. Забыл о ее отце. Мне кажется, я забыл даже о том, что она вообще когда-то жила на свете.
Слишком много событий. Слишком много новостей.
На время следовало вообще отказаться от преподавательской деятельности.
Я скрылся от мира, чтобы написать книгу. Поднялся в горы, в царство снегов. И даже не удосужился помолиться за Эстер Белкин, воздать должное ее памяти. Но ведь я историк, а не священник.
Только оказавшись в горах, я наконец понял истину. Повесть, которую мне довелось услышать, перевернула все, а смерть Эстер предстала передо мной в новом свете и наполнилась смыслом.
Кости скорби золотом сияют,
Но направлен внутрь их свет
И насквозь нас прожигает —
Пика, протыкающая снег.
Между материнским молоком
И гниением, которым все кончается,
Мы способны грезить, но не думать.
Кости скорби коркой покрываются.
Золотистый, серебряный, медный шелк.
Скорбь — молоко, сбитое из воды.
Сердечный приступ, убийца, рак.
Кто знал, что кости такие весельчаки.
Кости скорби золотом сияют.
Внутри скелета другой скелет.
От мертвых мы ничего не узнаем.
Невежество — вот наш крест.
Стэн Райс. Агнец божий (1975)
Эту повесть поведал мне Азриэль. Он умолял меня выслушать и записать ее. В ту ночь, когда Азриэль появился на пороге и спас мне жизнь, он дал мне имя Джонатан. Зовите и вы меня так.
Если бы Азриэлю не понадобился тогда кто-то способный изложить на бумаге его рассказ, к утру меня уже не было бы в живых.
Позвольте пояснить. Я довольно известный историк, археолог, специалист по шумерской культуре, а мои труды штудируют студенты: одни — по необходимости, другие — из искреннего интереса к загадкам древности. Тайны архаичных религий и верований — моя любимая тема! Однако, хотя имя Джонатан действительно в числе тех, что дали мне при рождении, вы не найдете его на титульных листах и корешках моих книг.
Читать дальше