Антон Фарб: Клаустрофобия

Я встал, сделал шаг вперед и ударился коленом о плиту. Плита задребезжала, а за спиной у меня раздался странный звук, похожий на скрип туго натянутой кожи. Я обернулся…

Табуретка, стиснутая с трех сторон пеналом, стеной и холодильником, едва заметно вспучилась, выгнув сиденье, а потом с громким и отчетливым треском разлетелась вдребезги.

Когда это началось? Вчера? Позавчера? Месяц назад? Или — намного раньше? Когда мир вокруг меня стал уменьшаться? Когда я развелся? Когда начал работать на дому? Когда перестал выходить на улицу и ограничил все контакты с внешним миром тонкой пуповиной метро и единственным нервом телефонной линии?..

Я сидел в углу гостиной и, точно атлант, подпирал плечами стены собственной квартиры. Поза была неудобная: ныла спина, болел крестец. Из-за недосыпа я клевал носом и все время боролся с желанием обхватить колени руками и свернуться в калачик… Глаза слипались. Стены гудели. Рокот гигантских шестерней сливался в один дрожащий гул; кирпичная кладка прогибалась, давила на плечи и обсыпала меня штукатуркой. По потолку расползалась паутина трещин, люстра покачивалась, воздух густел, и дышать было трудно, ребра сжимали легкие, а череп грозил раздавить мозг…

Зазвонил телефон. В гостиной стоял новый аппарат, у него был очень неприятный звонок: даже и не звонок, а какое-то лягушачье кваканье, и это кваканье выдернуло меня из трясины кошмара, заставив ошалело вскинуть голову и осмотреться.

В комнате ничего не изменилось. Ничего. Не было и следа от моих апокалиптических видений. Разве что потолок стал чуточку ниже…

Телефон продолжал квакать. На кухне, вторя ему, тоненько сверлил воздух параллельный аппарат. Странно. Я думал, что кухни больше нет… Была еще одна странность: в телефонном звонке не было пауз. Совсем. Телефон звонил как будильник, назойливо и непрерывно.

Так отвечу я или нет?!

От меня до телефона было каких-то десять шагов. Впрочем, нет. Восемь. Или даже семь. Всего-навсего. А обратно — и того меньше…

Это были самые трудные шаги в моей жизни. Тяжелее всего было отклеиться от стенки. Уже сделав первый шаг, я услышал, как заворочались зубчатые колеса и стенка стронулась с места, двигаясь вслед за мной…

До телефона я добрался одним прыжком.

В трубке, сквозь шорох и шипение помех, прозвучал голос. Очень тихий голос. Он сказал одну фразу, но я не понял ее. Я положил трубку и услышал тишину. Пылинки дрожали в солнечных лучах. Я обернулся и прижался спиной к стене. Это было как во сне: за окном медленно садилось солнце.

Я сполз по стенке вниз и закрыл глаза.

Не знаю, сколько я так просидел. Когда я очнулся, было уже темно. Я больше не видел ни стен, ни потолка. Только лиловый прямоугольник вечернего неба в окне. Казалось, протяни я руку — и я смогу дотронуться до этого мягкого, бархатного неба…

Голова побаливала, а во рту был привкус железа. Я зажмурился, стиснув веки, и перед глазами вспыхнули радужные круги. Я пошевелился. Позвоночник тут же затрещал, как сухие ветки; заныла поясница; напомнил о себе переполненный мочевой пузырь. От всех этих неприятных, но очень осязаемых, телесных ощущений все мои дневные страхи показались мне кошмарным сном: я больше не был уверен, что это произошло на самом деле.

Ночь успокоила меня. Тишина и темнота вернули меня к реальности. Еще бы: ведь я так привык к ним за годы своей «совиной» жизни. Темнота, тишина и одиночество. Три составляющих реального мира. Моего реального мира. А все прочее — от лукавого…

С кряхтением и стонами я оторвал задницу от пола и попытался встать. Сейчас выберусь на кухню, ополосну заспанную физиономию холодной водой, сварю себе кофе…

Удар был резким и сильным. Голова загудела, как колокол, и перед глазами снова вспыхнули круги, только в этот раз они были ярко-белые, как молоко, но под этой ослепительной белизной угадывались набрякшие желтые пятна… Потом пришла боль.

Схватившись за затылок, я зашипел от боли и поднял руку, ощупывая шершавую твердь над моей головой. Это был потолок. А справа, на расстоянии вытянутой руки была стена. Та, до которой раньше было метра три…

Не знаю, почему я решил, что надо обязательно дотрагиваться до стен, чтобы остановить те гигантские шестерни. Откуда пришла ко мне эта мысль — держать стены, готовые сомкнуться… А на самом-то деле, достаточно было просто смотреть — смотреть и видеть, ведь мир уменьшается только тогда, когда ты от него отвернешься… Я так и не понял этого. Я уснул. Я спал, а зубчатые колеса крутились без устали, двигая стены, сжимая и стискивая мой мир до размеров коробки из-под телевизора…