Николас Конде - Щупальца веры

Крис заколебался, затем протянул отцу раковину на ладони.

Это была не плоская, мелкая раковина, какие бывают у двустворчатых моллюсков, а часть спирально закрученного конуса. На ее внешней поверхности была заметна гравировка в виде ряда треугольных штрихов. Сперва Кэлу показалось, что раковина сломана, но, рассмотрев ее более пристально, он увидел, что наружный край был аккуратно сточен, так что стал виден волнистый профиль поперечного сечения раковины, и теперь она напоминала маленький рот с двумя рядами крохотных зубов.

Кэл вернул раковину Крису, тот положил ее на подушку и разделся. Пока мальчик надевал пижаму, неожиданная мысль пришла в голову Кэлу.

— Интересно, Орех, в какой части парка ты нашел эту раковину? — спросил он сына.

— Ну, я точно не помню. Она красивая, вот и все. — Его голова высунулась наконец из пижамы. Что-то в заданном вопросе встревожило мальчика. — Я могу оставить ее у себя, правда?

— Почему же нет? Я просто подумал, что…

Кэл оборвал фразу. Ему пришло в голову, что амулет мог иметь какое-то отношение к этой странной выставке мертвых животных. В конце концов и жертвоприношения животных, и практические применения раковин являются первобытными обычаями. Но стоит ли углубляться в это? Зачем омрачать радость Криса от найденного им сокровища, связывая его в сознании мальчика с кровавым безумием?

Крис отправился чистить зубы, и Кэл начал собирать рубашки, носки и игрушки, разбросанные по комнате. Он положил одежду в висевший за дверью мешок для грязного белья, а игрушки разложил по полкам встроенных шкафов. Возвращаясь к кровати, он увидел на подушке раковину и положил ее к камушкам на подоконник. Затем взял со столика у кровати книгу, которую начал читать несколько дней назад. Он рассеянно глазел на обложку, где были изображены животные, пара за парой входящие в Ковчег.

Он нашел эту книжку, озаглавленную «Истории из Ветхого Завета для детей», когда, готовясь к переезду, упаковывал вещи в Альбукерке. Прежде он никогда ее не видел; должно быть, Лори купила ее, собираясь дать Крису какое-то представление о религии. Кэл и Лори обсуждали эту тему несколько раз, и хотя раздора между ними по этому поводу не было, прийти к согласию им оказалось нелегко. Родители Кэла считались христианами и были доброжелательными людьми с высокими моральными принципами, но ни один из них не был усердным прихожанином. К тому же профессия Кэла требовала постоянного критического изучения и сравнения самых разных, порой причудливых обычаев и верований, и он решил для себя, что религия — это просто форма суеверия, возможно, необходимая для некоторых людей, но не для всех. Кэл всегда считал, что, если у Криса возникнет потребность в вере, он сможет сам решить это для себя, когда станет достаточно взрослым, чтобы понять сложные концепции, связанные с подобным выбором.

Чувства Лори были совершенно иными. Она происходила из семьи немецких евреев, которые оказались среди тех немногих счастливчиков, достаточно мудрых, чтобы эмигрировать, когда Гитлер был провозглашен канцлером в 1933 году. Они спаслись, тогда как многие их соплеменники погибли. Потому-то они и стали считать строгое соблюдение всех религиозных традиций священной миссией, никак не меньше. Ритуалы ортодоксального иудаизма были неотъемлемой частью их повседневной жизни. Их благочестие было столь бескомпромиссным, что, когда Лори вернулась из колледжа домой и сообщила, что аспират, за которого она собралась выйти замуж, был пресвитерианином и3 Огайо, ее отец отнесся к этому как к наихудшей форме предательства. Видеть, как кровь их предков растворяется в результате замужества дочери среди иноверцев, было для него не меньшей утратой, чем если бы кровь была пролита в нацистском лагере смерти. В ответ отец Лори совершил ортодоксальный ритуал отречения. Он объявил свою заблудшую дочь умершей, он сидел, оплакивая ее и читая молитвы об ее отлетевшей душе над символическим гробом. Ни мать Лори, ни ее сестра не захотели, однако, участвовать в столь крайней форме остракизма. Позже, когда Крис уже родился, они навещали Кэла и Лори, что отчасти залечило эту рану. Но отец Лори так и умер, ни разу не заговорив с ней, и не оставил ей в наследство ничего из того скромного состояния, которое он нажил как фабрикант сумок. Все это могло бы оттолкнуть Лори от религии, побудить ее отрицать веру из-за удушающих тисков, в которые она может захватить разум, разжигая нетерпимость, разрушая любовь между людьми во имя любви к Всевышнему. Но она никогда не принадлежала к людям, нянчащим свои обиды. Она ни на секунду не пожалела, что вышла замуж за Кэла. Тем не менее, поскольку у него не было какой-то определенной религиозной традиции, которую ему хотелось бы продолжать, она попросила его позволить ей учить Криса иудаизму, и Кэл не стал возражать.