Дина Оттом - Двери в полночь

Я судорожно кивнула, продолжая дышать ртом. Он опустился на пол рядом.

— Если бы ты поверила мне сразу, все это шоу устраивать бы не пришлось.

Оскар сидел в позе врубелевского демона, только левая рука вытянута вперед, и я невольно им залюбовалась. Рубашка наброшена на плечи, челка упала на глаза — он был сейчас хорош настолько, что захватывало дух. Оборотень или человек, но он явно был древних и непростых кровей.

— Вы хотите сказать, что я… — я замялась, с трудом веря в то, что говорю, — что я тоже так могу?

Он улыбнулся, откинув голову назад.

— Ну не точно так, конечно. И не в пантеру. Судя по полученным тобой повреждениям, у тебя были крылья. Так что ты, скорее, птица. Не то чтобы совсем диковинка, но случай довольно редкий.

Я попыталась осознать услышанное. Я — оборотень. Да еще и птица.

— А вы уверены?

Он посмотрел на меня как на полную дурочку.

— Про повреждения я уже сказал. Они весьма характерны для первого превращения твоего подвида. Это раз. Потом — травмы нападавших. Там были когти и, скорее всего, клюв. Это два.

— Стойте-стойте, — перебила я его, — вы хотите сказать, что у меня не было никакого неведомого спасителя? Что это я их… сама?!

— Ну да! — Оскар посмотрел на мое разочарованное лицо и засмеялся. — Подумай, ты довела до реанимации троих немаленьких парней. Зачем тебе нужен какой-то загадочный спаситель?

— Вам не понять, — надулась я.

Оскар снова засмеялся и легко встал на ноги, ни на что не опираясь. Он протянул руку мне, я с готовностью за нее ухватилась, и неимоверная сила вздернула меня вверх, даже немного оторвав от пола. Голова закружилась, я покачнулась.

— Осторожнее. Я же простой человек. Ой… — Я замолкла, удивленно таращась на него. — Я уже не простой человек, да?

— Да, — он улыбнулся, — ты теперь простой оборотень.

Я подняла на него взгляд. Простая мысль снова пришла в мою голову: моя жизнь уже никогда больше не будет обычной. И эти веселые желтые глаза — единственное, что останется на память о ней. И что я буду видеть все ближайшее время.

— А кто я?

Оскар пожал плечами:

— Пока не знаю. Это нам предстоит выяснить. И это займет много времени. Ну что, готова? — Он протянул мне руку. Я протянула свою и будто в тумане ее пожала.

Я вернулась домой поздно. Мама еще не спала — варила макароны. Я взглянула на часы: первый час ночи, самое время. Судя по тому, что она их постоянно помешивала, мысли ее были далеко.

— Хорошо погуляла?

— Да, — я села на стул не раздеваясь. Чувствовала, что сейчас будет важный разговор, и от того, какое направление он примет, будет зависеть мое положение дома. Я чувствовала себя как в шестнадцать лет, когда отвоевывала право приходить домой не к 9, а к 10 вечера.

— Где была? — Она смотрела в сторону, мимо меня, и я знала, что скоро будет буря, а это всего лишь затишье.

— В центре. Я давно там не была, ты знаешь…

— Знаю.

Мы обе замолчали. Продолжая мешать макароны, она второй рукой нашарила на столе пачку сигарет и закурила. Я не сводила с нее глаз, отмечая каждое движение на ее лице и стараясь его истолковать. Часы тикали неожиданно громко.

— У тебя что-то случилось? — наконец спросила она, все так же глядя в сторону.

Я опустила глаза. Провела пальцем по клетчатой клеенке на круглом столе. Как бы я хотела рассказать ей, поделиться радостью, что наконец-то жизнь сделала меня другой, по-настоящему другой!.. Но Оскар запретил. Запретил настолько яростно, что у меня даже мысли не было ослушаться. Тогда он сказал, что многие отселяются (благо НИИД великолепно спонсирует своих сотрудников) в отдельные квартиры и живут одни — сохранить тайну от семьи непросто. Точнее, невозможно. Он сразу же предложил мне переехать. Но уезжать не хотелось. Дело было не в нашей занюханной, хоть и отдельной, «двушке». Дело было во всем сразу. Моя квартира и моя мама были еще оставшейся у меня частью привычной реальности, в которую не надо было вписывать пантер и разодранных хулиганов. Я привыкла, просыпаясь, на ощупь включать свет в комнате, протягивая руку за шкаф. Привыкла чувствовать утром запах черного кофе, который мама всегда пила перед работой. Привыкла видеть ее, склонившуюся над чашкой и пробегающую глазами записи прошлого дня. Я не могу лишиться всего этого. Сразу.

— Да.

Она затянулась так, что щеки ушли внутрь, и выпустила дым через зубы.

— У меня почему-то такое чувство, что мне лучше ничего у тебя не спрашивать. Кажется, нам обеим так будет спокойнее. Просто скажи: ты рада?