Эрик Хелм - Уцелевший

Странная, неестественная тишина повисла над Хэмфордским лесом. Не стрекотали цикады, не кричали козодои, не ухала сова. Даже ветер не шелестел ни единым листом. В этом нагонявшем тоску безмолвии злобное шипение баска прозвучало внятно и отчетливо.

Эрна тихо отступила внутрь домика, чувствуя, как покрывается холодным потом. В глазах у нее потемнело, баронесса запнулась об изножье постели, неловко шлепнулась на медвежью шкуру.

— Госпожа, — простучала зубами Иветта, — госпожа, я боюсь...

— Ни звука, — выдохнула Эрна.

Прижимая к груди облегавшую тело ткань, она поднялась, наклонилась, пошарила. В хижине было уже почти совсем темно. Отыскав на ощупь клинок, принадлежавший толстяку Алонсо, баронесса стиснула рукоять и устало уткнулась лбом в бревенчатую стену.

— Слушай, — прошептала отчаявшаяся немка. — Он войдет сюда. Сразу позови негодяя по имени, отвлеки. Я ударю мечом. Иного выхода нет и не будет.

— Хорошо, ваша милость, — еле слышно сказала служанка.

— И не бойся. Тебя он пытать не намерен, а...

Окончание фразы утонуло во внезапном лошадином ржании.

Душераздирающий вопль, разорвавший ночь, был истолкован Эрной как начало нечеловеческой казни, которую с таким упоением и смаком расписал окаянный баск. Жена Бертрана де Монсеррата и любовница короля Вильгельма выпрямилась, глубоко вздохнула и, неожиданно для себя, заплакала. Метнулась к двери.

На помощь Родриго.

— Что это? — встревоженно спросила Иветта.

Послышался дробный перебор несущихся во всю прыть человеческих ног. Затрещали кусты. Затем раздалось тяжкое буханье, словно мимо хижины мчался неведомый неуклюжий зверь. Баронесса вздрогнула, ибо на несколько мгновений в лесном домике стало невыносимо холодно. Вновь зашелестели ветви, захрустел бурелом. Чей-то заячий визг разносился по Хэмфордскому лесу, постепенно удаляясь.

Эрна прищурилась.

Родриго мог закричать от непереносимой муки, но спасаться позорным бегством не стал бы никогда и ни за что на свете. Испанец кинулся бы на палача с голыми руками, убил или погиб на месте, но верещать как резаный, удирая во все лопатки, просто не мог. Любовные свойства кастильца Эрна познала впервые, но бесстрашие и гордость Родриго давно и прочно вошли в поговорку.

Творилось непонятное.

Осторожно, очень осторожно баронесса высунула из хижины голову.

Светил ослепительно белый полумесяц. Четыре трупа валялись неподалеку.

Присмотревшись, Эрна разглядела в нескольких десятках ярдов еще одного недвижно лежащего на траве человека. Переступить низкий порог хижины было невыносимо жутко, но еще страшнее казалось оставаться в темноте, воцарившейся меж четырех стен, ожидая обещанной Мануэлем участи.

Баронесса де Монсеррат, в девичестве фон Валленштедт, окончательно и горько расплакалась. Помедлила. Робко и неуверенно шагнула вперед.

* * *

Широкая меловая тропа вела вдоль изгороди, тянувшейся ярдов на сто. Герцог затормозил, выключил двигатель. Тихо выбрался из автомобиля.

— Прошу любить и жаловать, — сказал он, раскрывая жестом фокусника маленький черный баул. — Итоги моего усерднейшего труда в Британском Музее.

Ван Рин приблизился к товарищу и не без любопытства рассмотрел содержимое саквояжа: букетик белых цветов, длинные, связанные в пучок травяные стебли, два больших распятия, вырезанных из слоновой кости, несколько маленьких флаконов и фиалов; бутылочка — по-видимому, с водой, — и еще какие-то совсем уж непонятные Рексу предметы.

Американец отступил и поморщился от неожиданно резкого и отнюдь не приятного запаха.

Де Ришло весело хмыкнул:

— Что, дружище? Ассафетида и цветы чеснока не ласкают нежного обоняния? А? Но эти растеньица неимоверно действенны против нечисти, mon ami, и защитят нас весьма надежно. Кстати, возьми распятие.

— А что с ним делать? — недоумевающе спросил Рекс, любуясь тончайшей резьбой.

— Сжимать в руке, начиная с минуты, когда переберемся через изгородь. Защищать им лицо, если, не приведи Господи, наткнемся на кого-либо из дьяволовой шайки.

Продолжая говорить, де Ришло извлек из автомобиля маленький бархатный ларчик и вынул оттуда четки с прикрепленным к нити маленьким золотым крестиком. Надел низку на шею американца.

— Случайно выронишь большое распятие, или выбьют его, — это послужит дополнительной защитой. А еще один крест воздвигни в собственной ауре, над подковой.

— Где?..

Герцог нетерпеливо пояснил: