Эрик Хелм - Уцелевший

Мари-Лу предложила перебраться в столовую. Там и уселись за скромный холодный ужин, заботливо сервированный недоумевавшим дворецким. Добряк Малэн отказывался понимать, почему люди, целый день проведшие на пище хамелеона [47] По старинному поверью, хамелеон питался воздухом , столь упорно воздерживаются от мало-мальски плотной закуски. Покачивая головой, дворецкий обслуживал странное собрание.

«Очумели они, или диету блюсти решили?» — спросил себя Малэн, когда отчаянно глотавший слюну Ричард отверг предложение съесть добавочную порцию своих любимейших морэкамбских креветок...

Поев, де Ришло, вопреки обычным правилам хорошего тона, которые соблюдал безукоризненно, поднялся из-за стола и начал прогуливаться по комнате.

— Вот что, — сказал он после недолгого раздумья, — наверное, библиотека для моего эксперимента подойдет лучше всего. Потребуется большой сосуд питьевой воды, несколько стаканов и... знаете, Малэн, оставьте-ка нам фруктов!

— Конечно, — поддержал герцога Ричард Итон. — Позаботьтесь о фруктах, ладно?

Воспоследовало краткое и недвусмысленное распоряжение ни при каких условиях не беспокоить хозяев и гостей дома до утра. Затем Ричард окинул стол прощальным голодным взглядом и велел поскорее убрать вон все блюда.

Дворецкий невозмутимо кивнул и, приотворив дверь, позвал на помощь служанку. Спокойствие Малэна обмануло даже хитроумного и проницательного герцога. Де Ришло изрядно изумился бы, услыхав, как полчаса спустя дворецкий заговорщически сказал Дженни, с которой присел напиться чаю в теплой, чистой кухне:

— Помяни мое слово: за привидениями собрались охотиться.

Дженни вскинула брови.

— У старика никакого телевизора и в помине нет! А уж поели-то на ночь глядя! Хуже язычников: ни тебе капельки брэнди, ни тебе рюмочки вина... И мяса на понюх не пожелали. Ну да ладно, спириты — они все с вывертами. Надеюсь, этот стих накатит и пройдет, не то придется оптом продавать винный погреб мистеру Вилксу. Да и птичий двор заодно...

Малэн был немного обижен излишним нажимом, с которым Ричард сказал ему «спокойной ночи».

Вся компания друзей двинулась в библиотеку. Герцог осмотрел ее с новым, особенным любопытством и вниманием. Круглый год в этом помещении пылал большой очаг, а по ночам, когда спускались толстые шторы и помещение освещалось полускрытыми лампами, здесь было особенно уютно и спокойно. Идеальное место для неспешной беседы или сосредоточенной работы...

— Выносим вон всю мебель, — распорядился герцог. — Снимаем занавески. Нужна пустая комната. Голые стены и пол... Виноват, книги можно оставить. Они у вас в почете и чистоте.

Мари-Лу испуганно охнула.

— Кроме того, требуются веники, швабра и тряпка. Желательно, свежая, недавно стиранная.

Трое мужчин взялись двигать стеллажи и выставлять кресла, покуда Мари-Лу, закатав рукава платья, рылась в рабочем шкафчике собственной горничной.

Миновала примерно четверть часа. Все трое — герцог, Ричард и Саймон — пыхтели и отдувались, но кроме золоченых книжных корешков, в библиотеке не оставалось ничего.

— Простите, если подвергаю сомнению добросовестность вашей прислуги, — улыбнулся де Ришло, — однако придется убрать еще разок, и самолично. Тщательнейшим образом, особенно пол. Ибо злобные силы станут цепляться за малейшую частицу грязи, чтобы облегчить себе материализацию. Будьте любезны, княжна...

Герцог подмигнул Мари-Лу.

— ...займитесь этим. А я напоследок позвоню в «Павлиний Хвост» — может, странствующий рыцарь объявился.

— Ну, конечно, Сероглазка, — весело ответила Мари-Лу, стараясь поглубже спрятать нараставшее беспокойство. С помощью Ричарда и Саймона бывшая княжна Челышева принялась выметать, скрести и скоблить уже безукоризненно чистый паркет. Когда герцог вернулся, пол библиотеки можно было бы смело и спокойно лизнуть — столь неимоверно сияли надраенные заботливыми руками доски.

— О Рексе ни слуху, ни духу, — печально объявил де Ришло. — Ну, пускай появится! Впрочем, нет, — пускай появится живой и здоровый, остальное простим и забудем... Телефон я уже отключил: у Малэна, чего доброго, достанет безрассудства ослушаться и снять трубку. А теперь — все наверх, переодеваться.

Они лежали головами к центру круга, составляя своеобразный крест из человеческих тел. Никто не разговаривал, но и сомкнуть глаза не удалось никому.

Слой чистых простынь и одеял позволил устроиться с большим или меньшим удобством — но лишь на время. Потом доски паркета показались чрезмерно жесткими, даже сквозь толстую мягкую ткань. Пляшущее пламя зажженных свечей, не говоря уже про ярко горевшие электрические лампы, беспокоило, не давало задремать. А взвинченные, растревоженные нервы тоже мало способствовали отдыху.