Монтегю Джеймс - Заклятие рунами

С самого начала день этот явно не задался. Даннинг не осмелился пойти в музей: Карсвелл вполне мог снова оказаться там, а Даннинг чувствовал, что ему не по силам справиться с весьма злобным противником. Собственный дом теперь казался ему отвратительным, а навязываться доктору было до крайности неприятно. Какое-то время Даннинг потратил на то, чтобы зайти в больницу, где немного воспрял духом, ибо новости о здоровье его домоправительницы и горничной оказались весьма утешительными. В полдень он заставил себя поехать в клуб, и для него было приятной неожиданностью встретить там своего хорошего знакомого, секретаря ассоциации. За ланчем Даннинг поведал ему часть своих бед, однако так и не смог заговорить о том, что угнетало его больше всего.

— Ах, вы, мой дорогой, — сказал секретарь, — какое несчастье! Послушайте, мы с женой совершенно одни. Вы просто должны на время переехать к нам. Да-да! И никаких отговорок: сразу же после ланча пошлите за вашими вещами.

Даннинг едва держался на ногах: по правде говоря, он совершенно лишился покоя, чувствуя приближение вечера и опасаясь новых сюрпризов грядущей ночью. Так что предложение секретаря сделало его почти счастливым, и он поспешил домой собирать вещи.

Друзья радушно встретили его и, разглядев поближе, были глубоко потрясены несчастным видом Даннинга, так что постарались сделать все, что было в их силах, чтобы повысить у него настроение. Однако, оставшись наедине с секретарем и закурив, Даннинг снова приуныл. Внезапно он сказал:

— Гейтон, я полагаю, этот алхимик знает, что доклад отклонили из-за моей рецензии.

Гейтон только присвистнул.

— Но что заставляет вас так думать? — помолчав, спросил он.

Даннинг в ответ рассказал ему о своем разговоре с сотрудником Британского музея, и Гейтону осталось лишь согласиться с тем, что догадка Даннинга не лишена оснований.

— Не то чтобы меня это слишком беспокоило, — продолжал Даннинг, — однако же будет крайне неприятно, если нам суждено встретиться. По-моему, он весьма неуравновешенный господин.

Разговор снова заглох. Гейтон не мог не заметить, как отчаяние, все больше овладевающее душой Даннинга, отражается в его глазах и во всем его облике. Не выдержав — хотя и после некоторых сомнений, — он решительно спросил Даннинга, не мучает ли его что-либо более серьезное. Даннинг издал возглас облегчения.

— Я ужасно страдал, пытаясь отогнать мысли об этом, — сказал он. — Но ответьте мне прежде, не известен ли вам человек по имени Джон Харрингтон?

Гейтон был потрясен до глубины души и от неожиданности смог лишь вымолвить:

— Но почему вы об этом спрашиваете?

Тогда последовал подробный рассказ обо всех приключениях Даннинга — о том, что случилось в вагоне трамвая, в его собственном доме, на улицах Лондона, а также о том, какой леденящий ужас сковывал его душу и не отпускал ни на минуту. Закончил Даннинг тем же вопросом, с которого начал. Гейтон просто растерялся, не зная, что ответить. Возможно, правильнее было бы сразу рассказать о том, как умер Харрингтон, но Даннинг был сильно встревожен, а история эта отнюдь не отличалась оптимизмом; к тому же у Гейтона не мог не возникнуть вопрос: не связаны ли оба эти случая с личностью Карсвелла? Признать такое ему, ученому, было непросто; впрочем, можно попробовать прикрыться спасительным термином «гипнотическое внушение». В конце концов, он решил сегодня сдержаться и пока не отвечать на вопрос Даннинга полностью; ему хотелось сперва обсудить сложившуюся ситуацию с женой. Так что он сказал лишь, что действительно знавал Харрингтона еще в Кембридже и слышал, что тот внезапно умер еще в 1889 году; потом он прибавил еще кое-какие незначительные детали, характеризующие Харрингтона и его работы. Позже они обсудили эту проблему с миссис Гейтон, и она сразу же ухватилась за идею, которая все время вертелась в уме и у самого секретаря ассоциации. А именно: жена напомнила ему о ныне здравствующем брате покойного Харрингтона, Генри, и предложила связаться с ним.

— Он, должно быть, неисправимый чудак, — возразил Гейтон.

— Ну, Беннеты, которые с ним близко знакомы, безусловно, смогут подтвердить, так ли это, — заявила миссис Гейтон, и на следующий же день отправилась к Беннетам.

Не стоит, видимо, утомлять читателя подробностями знакомства Даннинга с Генри Харрингтоном. Достаточно сказать, что они познакомились, и вот какой разговор состоялся между ними однажды, когда Даннинг сообщил, сколь странным образом ему стало известно имя покойного; поведал он кое-что и о своих недавних злоключениях, а потом спросил, не может ли Харрингтон также припомнить какие-либо особые обстоятельства, связанные со смертью его брата. Изумление Харрингтона, выслушавшего рассказ Даннинга, легко себе представить, однако он тут же с готовностью ответил: