Александр Бушков: Другая улица

И сколько же человек передумать может за считаные секунды!

Сначала я себя матернул за то, что не поставил часового. Потом решил, что виноватить себя не след: любой часовой их заметил бы в последний момент. А до ближайшего леса нам чесать километра два чистым полем. Мотоциклы догонят вмиг, могут и не пострелять, а забавы ради в плен взять. Ну и увидят зеленые петлицы.

Могут, конечно, проехать мимо, но что-то сомнительно. Любой толковый командир в наступлении хоть бегло, да обыщет этакое отдельно стоящее строение: а вдруг тут либо засада, либо просто отступающие ховаются?

Осторожничают, ага. Колонна пошла медленно, только трое мотоциклистов рванули вперед, к хутору. Ну, грамотно. В случае чего развернут боевой порядок и устроят тут… А наш последний и решительный бой по скудости боезапаса против превосходящих сил надолго не затянется…

– В погреб надо или на чердак! – орет Галиб шепотом.

– Вздумают шарить – везде заглянут, – говорит наш космач преспокойно. – Немец – он аккуратист…

И ведь прав, зараза… Это в приключенческих романах за́мки со всякими тайниками, а тут какие тайники? Полезут, мигом наткнутся…

– Сдаваться будете или как? – спрашивает хозяин деловито. – Вам против них минуточку-то и постоять…

– А наплевать, – отвечаю я. – Живыми не получат.

– Тут-то они мне хозяйство и пожгут.

А мотоциклетки уже совсем близко. Возле ворот. Смотрю я на своих ребят – на лицах у них та же смертная безнадежность, что, подозреваю, и у меня. Жить-то охота, но, похоже, не получится…

– Стойте здесь, – говорит хозяин. – Обойдется.

И что он делает? А лезет он в комод, вытягивает ящик – шуфляду, как здесь говорят, – и вижу я там кучу мешочков неизвестно с чем. Порылся он, выбрал один, развязал, достал оттуда пригоршню чего-то крошеного, сушеного – похоже на табак, но не очень, и корешки там какие-то, и ягоды сушеные, и крошечные узелки тряпочные… Прошел поперек комнаты, от стены к стене, согнувшись, аккуратненько так сыпля эту свою крошенку, будто по линеечке – и бормочет что-то и вроде подтанцовывает, и отчего-то у меня по спине холодок прошел…

Вот так поделил он горницу ровно пополам: на одной половине мы, стол с недоеденным да окно, на другой – комод, бородач долбаный и второе окно.

Поворачивается к нам и говорит спокойно:

– Только стрелять не вздумайте, воители… Обойдется. Не увидят они вас.

Во дворе пес залился. Короткая очередь – и тишина настала. И слышно уже, как сапоги грохочут на крыльце, дверь рванули… Переглянулись мы. Я говорю тихонько:

– Не раньше, чем я начну…

– Не вздумай, – говорит хозяин. – Не увидят они вас.

Ничегошеньки я не понимаю и даже не пытаюсь. Одно в голове крутится: «Ну зачем устраивать этот цирк с крошенкой зазря?» Вынул я гранату из-за пояса, свинтил с рукоятки колпачок, взялся за колечко на веревочке – теперь только дернуть… У немцев, правда, замедление взрыва дольше, чем у нас, ну да если что, выскочить не успеют, а я еще очередь пустить смогу… Окошко маленькое, вышибить его нетрудно, да вот протискиваться… Да и смысла никакого: они ж при первых выстрелах или гранатном разрыве моментально дом оцепят – два года воюют, должны соображать что к чему…

И вот стою я с гранатой в руке и чувствую себя чуточку странно: осознаю в себе неправильное спокойствие. Нервы натянуты, конечно, но все же нет полного ощущения, что вот сейчас все для меня на этом свете и кончится. Получается, будто я и вправду верю в эту дурацкую травку, верю, что все обойдется… А этот, бирюк косматый, стоит так уж спокойно, в себе уверенный – может, от него я спокойствием и заразился…

И вот оно! Вваливаются двое с карабинами наизготовку – это сейчас в кино у них у каждого автомат, а в жизни они с винтовками больше… Рукава закатаны, кителя расстегнуты до пупа – жарища неслабая стоит, – и по ухваткам видно, что эти мордовороты не вчера призваны, повидали кой-чего. Несуетливые такие, хваткие. И смотрят они исключительно на хозяина, а в нашу сторону и глазом не поведут, как будто нас нету! Ну вот нету тут нас, и точка!

Потом заходит третий, тоже пропыленный, небритый, с мотоциклетными очками на фуражке. Ага, офицер, обер-лейтенант – нас давненько начали учить разбираться в их знаках различия и всем таком прочем. Вряд ли старше меня, я так полагаю (мне в то лето двадцать восемь стукнуло). От пуговицы кителя у него красная ленточка – ага, это мы тоже знаем, Железный крест второй степени: повоевал, нибелунг…