Денис Шулепов - Индиго

Иван Демьяныч пребывал в сильнейшем подпитии (что внушало Вале мнимую надежду в мужицкой несостоятельности барина). Валя вошла в предбанник и повернулась к двери (все её движения получались заторможенными, оттягивающими тот момент), чтобы закрыть на защёлку.

— Не закрывай. Или ты думаешь, кто-то посмеет войти? — сказал молодой барин, напугав без того взвинченную на нервах девушку.

— Не бойся, — сказал он вкрадчиво. — Поди сюда. — И сам шагнул навстречу.

Валя боялась взглянуть на него и, вперясь во влажный пол, сделала нетвердый шаг.

— Куда ты смотришь? Посмотри на меня! — тем же вкрадчивым голосом сказал Иван Демьяныч.

Валя медленно подняла взгляд… и прокляла себя за свою медлительность. Ужас сковал её, когда взгляд наткнулся на то, что колом торчало меж ног барина. Ознобная дрожь охватила девушку, стало душно. Крупная капля горячего пота стекла со лба по переносице и неприятно свисла с кончика носа. Валя машинально утёрла нос и оторвала взгляд от ужасающего и завораживающего места . Провалиться сквозь землю — малое, что она желала сейчас, раствориться паром, как снегурочка, — и этого мало. Валя по сердобольной привычке хотела броситься в колени барина и молить о пощаде, но, представив, что кошмар окажется прямо перед её лицом, передумала вмиг.

«Дверь! Беги в дверь, она не заперта!» — крикнул голос здравого смысла.

«Ты не имеешь права обрекать на смерть Кузьму… и деревню!» — остановил её измученный голос сердца.

Или реплики голосов перепутались в голове девушки?

Не имеет значения.

Её лицо, полное страха и мольбы, поднялось к лицу молодого барина… и увидело счастливую и беспощадную улыбку.

— Ты не передумала? — спросил Иван Демьяныч.

— Нет… — ответила несчастная.

— Тогда подойди ко мне и поцелуй, как целовала накануне.

Валя подчинилась.

Когда молодой барин пресытился её губами, он без предупреждения порвал тонкие лямки сарафана и алчно сжал Валины грудки в своих ручищах. Валя вскрикнула от боли, только именинник уже не слышал её. Он резко развернул девушку к себе спиной, продолжая безудержно мять нежные грудки. Но эта боль смехотворна в сравнении с адским огнём, которым обожгло лоно девушки жестокое вторжение. Крик невыносимой боли вырвался из лёгких и задохнулся в перехватившем горле, Валя захрипела, слёзы брызгали маленькими фонтанчиками, не касаясь щёк. А барин продолжал ритмично долбить шлёп, шлёп, шлёп, шлёп. Целая вечность боли. По правой ноге потекло.

«Неужели я так вспотела?» — отстранённо подумала Валя и посмотрела вниз, на ноги, прикрытые свисающим и бесполезным подолом сарафана. Видны одни лодыжки, и по правой текла…

«Кровь!!! Боже ж мой, я умираю!» — ноги девушки превратились в вату.

— Куда ты повалилась! — прорычал где-то над ней осильник.

Ей чхать на барский рык, она проваливалась в обморок. Вот-вот, ещё чуть-чуть, но хлесткий шлепок по голому заду не дал такой радости. Валя застонала. Мозг перестал фиксировать боль, организм свыкся с ней. Мужчина дёрнул девушку за волосы, заставляя прогнуться в спине, но и это не возымело эффекта.

— Будь ласковой! Будь ласковой со мной, дрянь! — рычал озверевший барин, не обращая ни на что внимания, кроме похоти.

Закончив (пять минут — для него, вечность — для Вали), молодой барин отшвырнул девушку на скамью и окатил себя холодной водой из ушата. Брызги разлетелись в стороны, часть их охладила спину и икры девушки, но Валя не заметила, всё тело ей казалось аморфным и нечеловеческим. Она находилась не в бане с чудовищем, а далеко в лугах среди душистых цветов и рядом с любимым и родным Кузьмой. С любимым и родным. Родным…

— Дорогуша, ты выполнила свою часть сделки не до конца, надеюсь, не нужно объяснять — почему? — Вернул Валю в ужасающую реальность голос чудовища. У неё не осталось сил отвечать и ей нужно объяснить, почему сделка выполнена не до конца. Она молчала, лежа и не шевелясь, и обречённо ждала свою участь. Что ещё больше она могла ему дать?

— Ладно, отдохни, — услышала Валя и провалилась в дебри бреда.

Он ждал встречи, как никогда ни с кем… потому что никогда и ни с кем он не встречался. Вся мозговая деятельность сосредоточилась в одной сплошной, как туман, думе о ней, о девушке-виденье, о Даше. На белом топе Даши, будто чёрным фломастером, было написано нерусское слово, на которое он не сразу обратил внимание (так его околдовала девушка): REPLAY. И, как в подтверждение связи девушки с надписью на топе, Валентин опять и опять прокручивал перед внутренним взором их ни к чему не обязывающую беседу в кафе, опять и опять, и ничего не мог с этим поделать. Что кривить душой — поделать-то ничего и не хотелось! Вот в чём закавыка. Валентину нравилось мусолить память, ярко сохранившую сперва образ