Денис Шулепов - Индиго

Кузьму выпустили из-под стражи накануне празднования дня рождения, эту часть сделки Иван Демьяныч выполнил без труда: шаг в получении доверия. Иначе как? Девица просто-напросто не станет выполнять обещанного, если не увидит увальня-кузнеца. Приставленный к Кузьме урядник следовал за ним в пяти-шести шагах, амуницию его составляли два пистолета, один из которых заткнут за пояс, другой кочует из руки в руку. Руки урядника, не привыкшие к пистолету, то и дело потели на такой жаре, и урядник утомился вытирать их насухо о рукава.

Валя ожидала любимого у озерца, вырытого несколько лет назад по прихоти Демьяна Евсеевича (в озере разводили осетров, которых самолично удил забавы ради сам глава семьи), в полукилометре от усадьбы. Место тихое, даже дикое: Демьян Евсеевич редко кому позволял заходить в свой любимый заповедный уголок. Озерцо сверкало в центре поляны, полной пестротой луговых цветов, окаймляясь двумя рядами искусственно высаженных ясеней. Пустоту барского заповедника заполняли облюбовавшие озерцо дикие утки и дрозды, терявшиеся в деревьях. Утки шумно поднялись в небо, кряканьем перекрыв дроздовую трель, когда Валя, завидев знакомую фигуру, крикнула:

— Кузьма! — и бросилась ему навстречу.

Влюблённые обнялись и долго не разнимали объятий, не молвя ни слова. Урядник деликатно прокряхтел в кулак, напоминая о своём присутствии. Кузьма недобро сверкнул на него глазами, мол, чем мы тебе, иуда, мешаем, что ты кряхтишь? Урядник стушевался.

— Мы посидим у воды. Вдвоём, — сказал ему Кузьма. — Побудь тут… пожалуйста! Я ведь не сбегу. Куда бежать?

— Не велено, — буркнул недовольный своим заданием урядник.

— Да будь же ты человеком! — в сердцах сказал Кузьма.

— Миленький, просим тебя! — подхватила слова друга Валя.

— Ладно, что уж там… — быстро сдался урядник. — Ступайте.

Влюблённые поблагодарили человека и сели у пологого берега озерца. После расспросов друг о друге и ложных (но таких необходимых сейчас) заверений, что с ними не всё так плохо, как ожидалось, Кузьма спросил:

— Как в деревне?

Валя рассказала без утайки. Кузьма спрятал лицо в своих огромных ладонях; он считал себя виноватым во всех несчастиях.

— Лучше б я его тогда убил!

— Родненький, он бы убил тебя быстрее, — заметила Валя и додумала про себя: «И занялся бы мною!»

— Я должен был попытаться, — не унимался Кузьма.

Валя отняла его руки от лица, приложила свои и повернула голову к себе. Кузьма посмотрел на любимую, глаза кузнеца краснели от удерживаемых слёз.

— Ты не можешь взять на себя такой грех! — сказала она.

— Валюша, за тебя я могу чёрту рога обломать.

— Поклянись, Кузьма, поклянись, что никогда не убьёшь никого, что бы ни случилось! Поклянись! — Валя отчаянно тряхнула его голову.

— Почему? — Кузьма взял её руки за запястья. — Почему ты берёшь с меня такую клятву?

— Потому что люблю тебя! А убив, ты погубишь себя… и погубишь деревню.

— Боже!.. — Кузьма склонил чело в глубокой кручине, две крупные слезы капнули на пыльную штанину. Валя прижала голову кузнеца к груди, дав волю безвольным слезам своим. Кузьма обхватил девушку за талию и так скорбной статуей они долго сидели в неудобных позах.

Кузьма сожалел о невозможности поставить на место ирода-барина, жаждал отмщения, не задаваясь вопросом: почему молодой барин ходатайствовал об его освобождении, и зачем нужно было выпускать его под конвоем перед хозяйским праздником, если (со слов Ивана Демьяныча) после праздника освободят совсем? Кузьма был слишком изнурен сырым казематом и измучен плёткой, чтобы что-то подозревать.

Валюша же запоминала мгновения, запах немытых волос любимого, кой вдыхала, как аромат неземного цветка, тяжесть его головы, крепость объятий, глубокое дыхание, гулкое сердцебиение, откликающееся на бой её сердца; ясное солнце, согревающее мир, благоухание цветущей поляны, шелест ветра, играющего листочками молодых ясеней, пение дроздов, радующихся лету, хлопанье крыльев взлетающих уток и плеск воды… Валюша запоминала, надеясь забрать всё в память, когда расстанется с горькой земной жизнью, и надеясь, что память не подведёт её потом.

Минуты складывались в сундук времени с названием «Прошлое», наступило время прощаться. Кузьма прощался ненадолго. Валюша прощалась навсегда. Сердце её замерло и будто не билось, боль сдавливала его и одновременно разрывала. Душой Валя порывалась рассказать о сделке с чёртом, Иваном Демьянычем, но разум запечатал губы. Кузьма погибнет, узнав чего хочет молодой барин, а молодой барин не отступится, пока не получит своего. Что ему жизнь какого-то кузнеца? Что ему жизнь какой-то крепостной девки? Что ему дело до целой деревни, когда их у него дюжина? Пусть будет так, как должно произойти. Ставки сделаны.