Денис Шулепов - Индиго

Постиг?

Логически, да. Мучает иное: специально ли Господом было подстроено так, что Все Из Списка родились в одно время, в моё время? И почему я должен их карать? Почему я должен их карать в мужском обличии, когда как испокон веков был женщиной? Почему я вообще их должен карать?

Потому что во снах меня в этом убеждает крестьянка, жаждущая справедливого отмщения.

И мне этого достаточно?

Достаточно! Бог со мной.

А кто эта крестьянка? Почему не идёт из головы сон про карту пик?

P.S. Я начал понимать, почему люди явно могут представлять пришествие сатаны и с трудом — явление Господа Бога. Бог, искупив наши грехи на Голгофе, сразу достиг Рая, а змий-сатана шныряет из Мира в Мир и никогда по своей низменной натуре не влезет в «Райские Врата».

Считая себя повелителем ада, сатана всего лишь узник.

Валя приняла решение. Жертвенное решение. «Без меня Кузьма проживёт, — решила она за него. — А я без него нет…» Валюша решила пожертвовать собой ради блага других, и не в благородстве дело — решение зиждилось на любви и вине. Настоящая любовь — заключила Валя для себя — прекрасна в страданиях и лишениях, а она, грешная, воспротивилась испытанию её любви и отныне повинна в беде, свалившейся на деревню. Валя пренебрегла удовлетворением барской прихоти, любую из которых обязана выполнять беспрекословно в силу своего неблагородного происхождения. Ведь так, видимо, распорядился Бог, чтобы одни правили другими. А она, глупая, восстала против вековечного права крепостничества. Девки сказывали, что осилье сплошь и рядом и по всей стране, чураться этого теперь не грех, а даже благо. Молва говорит, некоторым аж вольную давали…

А ещё девки уверяли, что больно только в первый раз, а потом сама будешь просить, когда «передок» от одного мужского вида потечёт. Но Валю не волновало, потечёт у неё «передок» или нет, её жертва состояла как раз в том, что больно в первый раз , потому что второго раза у неё не будет. Валя не хотела клеймить себя позором перед отцом, Кузьмой и миром. Она знала, как поступит, когда барин получит своё, а она получит его дворянское слово.

И с утра искала встречи с Иваном Демьянычем.

Валюша искала встречи, но встреча должна быть уединённой, а барин, как назло, ходил цельный день с челядью и раздавал бессмысленные распоряжения. Его можно понять — друзья из самого Санкт-Петербурга — нужно всё учесть, за всем доследить и ничего не забыть, показать нужно всю роскошь усадьбы и ухоженную хозяйственность её владельцев и обитателей, чтобы в свете слыть не каким-то дворянишкой сельским, а настоящим щёголем с утончённой натурой. Да и время поджимало.

Валюша была столько же рассеянна в работе, сколько увлечена слежкой за молодым барином. Наконец ей удалось улучить момент, когда Иван Демьяныч на несколько необходимых ей минут оказался в одиночестве. Валя подбежала к нему.

— Барич, я согласна на всё, только отведите беду от деревни! — выпалила девушка, грохнувшись перед барином на колени.

— Ого! — удивился неожиданности Иван Демьяныч и быстро зыркнул по сторонам. — А ну-ка встань быстро! — приказал он.

Валя быстро поднялась.

— Что на тебя нашло, девка? — серьёзным тоном спросил барин, но чувствовалось, что он едва сдерживает ехидный смех. — Тсс! Пойдём в сторонку.

Когда сень яблонь скрыла молодых людей, Иван Демьяныч встал в хозяйскую позу и сказал:

— Теперь выкладывай, чего хочешь, да побыстрее. Я, вишь, занят… И ты, собственно, должна быть занята, а?

— Да-да, я ведь… Миленький Иван Демьяныч! — Валя снова припала к его ногам. — Я ведь знаю, что из-за меня всё! Что не далась вам тогда…

— Ей-ей, чего голосишь, дура! — осёк барин девку и резко за плечи поднял на ноги, тряханул. — Умолкни!

Девушка всхлипнула и больно прикусила губу, чтоб не разреветься: так было тяжело на душе, а сердце и вовсе обледенело от предрешения ею своей судьбы. Заточенный Кузьмой гвоздь в переднике заставил девушку собраться и не проронить слезинку.

— И с чего ты решила, что ты до сих пор меня интересуешь? — спросил Иван Демьяныч. — Почему думаешь, что причина преобразований в деревне — ты?! Возомнила о себе, да, Валюша?

— Иван Демьяныч, ведь неспроста это! Я… не дура я, барич!.. Не погубите! Я в омут брошусь… — Предательская слеза скатилась-таки по щеке.

Иван Демьяныч поймал слезинку и растёр на пальцах. Мимолетное прикосновение к щеке деревенской девки мгновенно возбудило забитое злостью вожделение. Валя уже не сдерживала слёз и склонила голову вниз и чуть в сторону от глаз молодого барина, открыв взору того тонкую и нежную шею; Иван Демьяныч безжалостно куснул губу, чтобы не впиться в бархатную шею поцелуем… и не завалить тут же норовистую и податливую сейчас девку. Не этого он хотел, не безвольной матрёшки, безучастно раздвинувшей ноги, только не этого!