Ирина Лобусова - Монастырь дьявола

– Папа!

Свет померк. Все вокруг погрузилось во тьму, словно вдруг, разом, погасли все свечи. Он застыл на месте, словно пригвожденный к земле, чувствуя себя так, словно ему предстоит самая мучительная из всех существующих казней, и уже не видел свежую кровь, медленно стекавшую вниз с его рук.

– Папа! Ты пришел за мной, папа!

От черного алтаря отделилась знакомая детская фигурка, и медленно двинулась вперед, протягивая руки к нему. Все его существо вдруг затопила страшная, разрывающая все радость… И, не понимая, что делает, он шагнул к ней.

– Папа, это я! Папа!

Она простила то, что он был жив. Жив все эти годы. Из его горла вырвалось хриплое, каркающее рыдание – словно из тела навсегда уходили остатки души. Все застыло вокруг: время, ощущения, мысли. И уже не казалась такой непроницаемой страшная, застывшая чернота.

– Подойди к ней. Что же ты, иди смелее.

Голос, раздавшийся следом, заставил его замереть. В этом голосе не было ничего человеческого, и он вдруг понял, что слышал его сотни, тысячи раз… Слышал в глубинах своей души – все чаще и чаще в последнее время.

– Она ждет тебя. Иди.

На него повеяло холодом, но это было не просто понижение температуры. От этого замогильного холода стыли кости и кровь, вены превращались в растянутые веревки, а от прошлого больше не было ничего. Ничего, кроме черных глубин бездны, вдруг раскинувшейся перед ним, и от того, чтобы вступить в эту ужасающую бездну, его отделял только один шаг.

– Ты прав. Она простила тебя. Она простила то, что ты жив. Иди. Она пришла за тобой.

Он хотел что-то сказать, но не смог. Слов не было, горло заледенело, и из него не мог вырваться ни один звук. По всему его телу прошла крупная дрожь – словно его заживо опускали в могилу.

– Не бойся, иди к ней. Я отдаю тебе ее. Бог отнял ее у тебя, я ее отдам. Отдам – почему, ты знаешь.

– Нет… – это было единственным, что он смог вытолкнуть из себя, и после этого дар речи вновь вернулся к нему, – нет… Моя дочь мертва.

– Я умею воскрешать мертвых.

– Ты мнишь себя Богом, но это не так.

– Разве? Я давным-давно Бог… Для тебя.

– Это не правда!

– Бог отнял ее у тебя, я ее отдам.

– Изыди, сатана! В тебе нет ничего от Бога! Изыди прочь!

Серебристый катер медленно плыл по воде, где бумажные кораблики кружились в дождевых водоворотах, запущенные руками его дочери…. Отблеск вновь вспыхнувших свечей отразился на ее ярком платье – там, где она по-прежнему протягивала руки к нему.

Он зарыдал, обхватив голову руками, и эти рыдания навсегда вырвали его сердце, а поток раскаленной жидкости, хлынувшей из его глаз, смыл с рук еще теплую кровь… Детская фигура исчезла. Теперь от черного алтаря отделилась фигура женщины, закутанная в длинное, плотное покрывало темного цвета. Оторвав от головы руки. Он увидел, что у фигуры не было лица. Там, где должно было находиться лицо, был только темный провал, в котором, как живые, мелькали раскалено – красные, зловещие точки.

– Изыди, сатана! – из его горла вырвалось хриплое рычание, – изыди прочь!

– Ты давным-давно принадлежишь мне.

– Ты не боишься, что я уничтожу тебя? Сотру с лица земли?

Он услышал ее горький издевательский хохот. И вокруг все исчезло. Он вновь был в темном зале монастыря. Теперь (он это знал) – монастыря дьявола. Он слышал зловещий речитатив, видел руки. В адской ярости вскинутые вверх… Проклятые души монахинь, и одно место свободно. Тринадцатое место.

Внезапная догадка, острая и болезненная, как удар ножа, вдруг пронзила все его существо. Он испытал приступ такой боли, словно его резали по-живому. 12 постоянных мест… 12 учеников Христа. 12 проклятых душ, проклявших Бога и 13 место свободно…. Свободно.

Вцепившись в волосы. Он закричал так страшно, как не кричал даже в тот момент, когда на его глазах заживо горела дочь.

– Нет! Господи, нет! Нет, только не это!

Ему хотелось убить себя этим криком, вырвать свою душу, разорвать пополам…. В этом крике не было ничего человеческого.

– Нет! Только не это! Я проклят! Проклят…

И, перекрывая этот безумный вой, в глубине его души зазвучал знакомый голос:

– Ты прав. Это место твое.

Он упал на колени, лицом в пол, пытаясь спрятаться, вдавиться в каменные, холодные плиты…

– Тринадцатый апостол! Я – тринадцатый апостол….

– Займи свое место.

– Нет! Никогда!

– Ты все равно его займешь. А я верну твою дочь.

– Но почему? – он поднял голову вверх, пытаясь вглядеться пристальней в стоящее перед ним существо, но очертания темной фигуры все равно были размыты, – почему я?