Джеффри Сэкетт - Клеймо оборотня

Луиза остановилась. Она несколько секунд смотрела на брата, затем развернулась и решительно направилась назад к лифту.

— Я иду в полицию, — объявила она.

Дверь лифта была по-прежнему открыта. Войдя в кабину, Луиза нажала кнопку первого этажа. Дверь осталась открытой. Брачер подошел к лифту, снисходительно улыбаясь.

— Прости, не сказал тебе сразу, сестричка. Не зная кода, ты не тронешься с места. Лестничного хода на третий этаж нет. Окна здесь не открываются, а разбить стекло тебе не удастся. Но даже если ты доберешься до первого этажа, мой друг Бриггс с „кнутами“ не дадут тебе выйти из здания. — Он помолчал. — И, подозреваю, они не будут церемониться.

— Значит, мы пленники, — сказала Луиза дрожащим голосом.

— Гости, поправил ее Брачер, — тщательно охраняемые гости. А теперь, Луиза, пожалуйста, пойдем со мной. Я все объясню через несколько минут.

Он пошел по коридору, Невилл и Луиза последовали за ним.

— Джон, — сказал Брачер, — сейчас ты увидишь человеческие останки. Я хочу, чтобы ты попытался определить причину смерти.

— Разве здесь нет людей, которые могли бы сделать это лучше? — спросил Невилл.

— Ты не понял, — сказал Брачер. — Я уже знаю причину смерти. Я хочу, чтобы ты сам посмотрел и сказал, что ты думаешь. Потом ты поймешь, зачем мне это нужно.

В следующий момент он открыл одну из дверей. Они очутились в большой, ослепительно белой комнате, почти пустой, и Невилл решил, что первоначально она предназначалась под кухню. Брачер подвел их к задней стене, где стояло несколько больших морозильных камер. Брачер подошел к одной из них, и, прежде чем открыть, повернулся к Луизе:

— Предупреждаю в последний раз. Это зрелище не для слабонервных.

— Если мне станет невмоготу, я отвернусь, — холодно ответила она.

— Ну, что ж, — сказал он и рывком открыл дверцу.

Луиза отвернулась почти мгновенно. Ее муж с удовольствием сделал бы то же самое, но Брачер ожидал от него как раз обратного, и было бы неразумно разочаровывать его. Невилл подошел ближе и, с трудом сдерживая тошноту, вгляделся в содержимое камеры. Она была битком набита различными частями человеческого тела: руки, ноги, внутренние органы, отрезанные головы с выпученными глазами, куски мяса и еще что-то, не поддающееся описанию, — все это вместе составляло безобразное месиво из растерзанных трупов.

— Ваше мнение, доктор? — спросил Брачер с легкой насмешкой в голосе. „Какой же ты слабак, Джон“, — подумал он.

Невилл наклонился еще ближе, чувствуя тошнотворный комок в горле. Он посмотрел на эту груду мяса и костей, стараясь по возможности точно оценить характер и размер ран, и отступил от камеры, вытирая со лба пот.

— Конечно, я не могу быть до конца уверен…

— Разумеется, — терпеливо согласился Брачер.

Просто скажи, что ты думаешь.

Невилл вздохнул:

— Эти трупы… Это были твои люди, как их — „кнуты“?

— Да. Ты, должно быть, заметил обрывки кожаных курток, серьги в ушах и бритые черепа?

— Заметил… Ну что ж, как ни странно это звучит, я бы сказал, что этих парней растерзали дикие звери.

— Именно так и решил судебно-медицинский эксперт, — согласился Брачер и, понизив голос, почти заговорщически сказал:

— Но проблема в том, Джон, что этих крутых, хорошо вооруженных парней — и, заметь, их было не менее двух десятков — убил один совершенно безоружный человек.

Невилл уставился на Брачера, не зная, как отреагировать на это невероятное заявление.

— Н-да, это… удивительно, если не сказать больше.

— Вот именно, больше, Джон, — сказал Брачер, закрывая дверцу морозильной камеры. — Это может иметь огромное значение.

— Да, да, конечно, может быть… — охотно соглашаясь с Брачером, Невилл даже отдаленно не представлял, о чем шла речь.

— Пойдемте, Джон, Луиза. Теперь я хочу показать вам некоторых наших пленников.

Они проследовали за ним из комнаты в коридор.

— Думаю, пришла пора узнать, почему вы здесь и что я от вас хочу.

— Наконец-то ты говоришь правду, — сказала Луиза. — И в общем-то неудивительно, что вы здесь держите пленных.

— Твои переживания так трогательны, Луиза, но совершенно неуместны, — спокойно произнес Брачер. — На твое счастье, мы родственники, иначе меня очень бы обидело твое отношение.

— Обижайся, сколько хочешь, Фредерик.

Брачер не привык, чтобы с ним разговаривали в таком пренебрежительном тоне, и ему стоило больших усилий сдержаться и не ударить сестру. Повернувшись к Невиллу, он сказал: